Может быть, когда-нибудь я расскажу ему правду о 8 марта, которое было не два, а полтора года назад, но только не сейчас. И вовсе не то, что он "запомнил".

***

Сашка-какашка.

Детский ад, блин. Но ничего другого на ум не идёт. Мало того, что бортанула меня вчера, уехав с каким-то мужиком, так сегодня не желает спасать мою жизнь.

Боли невыносимые, обезболы уже не спасают. Минет тоже вряд ли спасет, но хотя бы отвлечет.

Всё, подыхай, никому ты нахрен не нужен, Самарин. Злая мегера из приемной плевать на тебя хотела.

Замечаю краем глаза чашку кофе. Хм… а я не просил, она сама принесла. Мож не так уж ей и похер на начальника?

Встаю с кресла и сгибаюсь пополам от резкой боли, возникшей в результате смены положения. Пережидаю вспышку и выхожу из кабинета.

– Давай свои таблы, – говорю Шу.

Обиженная Шурочка копается в своей микроскопической дамской сумочке и достает блистер с таблами. Чтобы она успокоилась, говорю:

– Тытака макака – это означает, что ты красивая девушка.

– Ага, конечно, – фыркает недоверчиво.

Вытягивает руку, и я хватаю ее пальцы:

– Ну хоть подрочи.

– Макар Романыч, – закатывает глаза. – Я не буду этого делать.

– Почему? Я умею быть благодарным, – перебираю ее длинные хрупкие пальчики.

– Здорово, тогда поблагодарите Тому. Кажется, она вчера доставила вам несравненное удовольствие.

Ревнует, бля буду, Шу ревнует! Охохо.

Думает, что я занимался сексом с Томкой вчера, а на деле – выл сучкой от боли. Спутала, моя хорошая, такие похожие звуки. Поэтому и уехала с работы с левым мужиком? Мне назло?

Я то думал, что Сергуня – единственный мой конкурент, но нет, есть ещё какой-то хер на Фольксвагене. Рассмотреть его не удалось, здоровый мужик – всё, что успел заметить.

– Вчера был только массаж, – зачем-то оправдываюсь перед ней.

Ради минета, только ради него родимого! Может угомонится насчёт Томы и снизойдёт до моего члена.

– Рада за вас, – бросает, глядя не на меня, а на экран компьютера.

– Не будет минета? – спрашиваю разочаровано.

– Неа, – отрицательно качает головой.

– Злая ты! Очень злая женщина, Шурочка. И нет в тебе ни капли сочувствия.

– Взаимно, Макарий Романович, – не остаётся в долгу эта стервоза.

Хватаю таблетки и иду к себе. Выпиваю сразу две и жду облегчения. Вскоре оно приходит, и я уже в состоянии решать рабочие вопросы и гонять Шу за кофе.

Завалил ее работой по самое горлышко. А ведь могла бы отсосать разочек и балдеть остаток дня, но нет, лёгких путей мы не ищем, мы хотим трудностей. Что ж, получай!

Ни за что ей не скажу, что вчера хотел сводить ее в японский ресторан. Хренушки. Раз уж мы с мужиками какими-то катаемся, обойдётся без рестика.

А я обойдусь без минета по ходу.

Печаль, тоска…

– Макар Романович, как вы? Боль утихла?

Босс лежит на кушетке и не двигается.

Боже, он хоть живой?!

Подхожу ближе, чтобы взглянуть на него и послушать сердце. Глаза закрыты, дыхание едва слышно. Спит или в обмороке?

Подношу ухо к его грудной клетке и… взвизгиваю. Потому что босс хватает меня и забрасывает на себя.

Притворялся, негодяй!

Он такой огромный и твердый. Барахтаюсь на нем, как жук в луже.

Сердце гулко колотится. Не только у меня, но и у него.

– Вот ты и попалась, Шу, – говорит он, крепче сжимая мою талию.

Соскользнуть с него и сбежать не получается. Лучше замереть и не двигаться, чтобы ненароком не отдавить ему яйца. Он не простит мне яишенку. А так, наиграется – и отпустит.

Упираюсь обеими руками в его мощную грудную клетку. А наглый босс проводит ручищами по моей попе. Шумно дышит, а в паху шевелится его удав.

– Прекратите немедленно, – стараюсь говорить как можно строже.