— Но совсем друге дело те, кто тебя сюда отрядил. Эти ребята неплохо осведомлены, верно? График уборки, документы и даже механизм в ящиках стола. Впечатляет. Слушай, я хочу с ними поговорить.

Эта обыденность тона зазвучала максимально обманчиво.

— Я… у меня нет… они сами. Сами звонят. Номер скрыт. Я никогда с ними не связывалась.

— А бумаги как передавать собиралась?

— Сказали, мне сообщат время и место.

— Разумно.

— Я… знаете, я, может, пойду? — меня начинало трясти от напряжения. Устоять на месте становилось непосильной задачей. — Всё ведь на месте. Я… я ничего не взяла. И… ничем вам помочь не могу. Я ничего, вот поверьте, ничего не знаю.

— Предлагаешь тебя отпустить? — как бы на всякий случай уточнил Разумовский.

Я закивала, переминаясь с ноги на ногу и готовясь прорываться из кабинета силой.

— Ну… раз ты ничего не взяла…

— Ничего! Клянусь! Вот, можете сумочку мою обыскать!

— Разве только в сумочку можно что-нибудь спрятать? — он прошёлся по мне задумчивым взглядом. — Боюсь, придётся тебя обыскать.

Жар опалил мои щёки.

— Сам я этим заниматься не буду, — усмехнулся он, увидев шок на моём лице. — Поручу это моим охранникам. И понаблюдаю.

От этих диких полунамёков мне вдруг сделалось дурно.

— Послушайте…

— Нет, это ты послушай, — оборвал он меня. И я поняла — шутки кончились.

Разумовский поднялся из кресла, выпрямился во весь свой внушительный рост:

— Ты попалась, Саша. Имей смелость это признать. Смелости залезть ко мне в дом тебе же хватило.

Низкий голос отдавался в моих ушах похоронным колоколом.

— Вы меня не отпустите, — прошептала я.

— Не отпущу, — покачал он головой, в тусклом свете ламп его волосы переливались иссиня-чёрным. — У любого такого поступка должна быть цена. Даже если его совершает милая девочка Саша.

— Ч-что за цена?..

Меньше всего я хотела услышать ответ.

— Как минимум… — он будто на секунду задумался, а после прищурился и продолжил, — как минимум исправительные работы.

— И… и что это значит? Вы меня… силой на себя работать заставите?

— Либо так, либо тюрьма, — сейчас Разумовский смотрел на меня зверем. — Там на меня работать тебе не придётся.

— Это… — у меня дар речи пропал, — это разве альтернатива?

«Зверь» пожал широченными плечами:

— И там, и там несвобода. Вопрос только в том, какую несвободу выберешь ты?

3. Глава 3

Выбирать… и как же тут можно было выбирать?

Да и вообще, имела ли я право выбирать что-то ещё, кроме очевидного варианта не попасть за решётку?

У меня дома сердечница-мать. Меня внизу наверняка издёргавшаяся Светка дожидается — подруга и, считай, давным-давно член семьи.

У меня, наконец, родной брат — без пяти минут заложник из-за бешеных размеров долга. Заложник не в последнюю очередь благодаря Разумовскому!

— А… а почему сразу тюрьма? — проблеяла я, позорно цепляясь за остатки надежды на то, что мне каким-нибудь невероятным образом удастся его разжалобить.

— А это разве не очевидно? — сейчас Разумовский смотрел на меня сверху вниз, как на какое-нибудь не слишком приятное ему насекомое. Так и давил своим неоспоримым авторитетом.

— Н-но я же… я же чистосердечно…

Моё жалкое объяснение оборвал его короткий смешок — низкий, утробный, с ощутимой хрипотцой.

— Слушай, ну хватит строить из себя дурочку, а? Ты ж не идиотка. Я по глазам твоим вижу.

Этот сомнительный комплимент вывел мою и без того успешно нараставшую панику на доселе невиданный уровень. Такая вот проницательность мне совсем ни к чему. Мало ли что ещё он успеет разглядеть и расслышать, пока мы тут так мило беседуем о том, как он упечёт меня за решётку?

Мой взгляд отчаянно шарил по роскошным интерьерам без особой надежды зацепиться хоть за что-нибудь. Я прескверно соображала в форс-мажорных ситуациях. Стоило попасть в рискованную ситуацию, как я безнадёжно растерялась. А от моей в природе не существующей, очевидно, смекалки сейчас, между прочим, напрямую зависела моя будущая судьба!