И я сломалась.

Всё.

Бесполезно.

Дрожащими руками взяла телефон, несколько раз пыталась набрать номер, бросала, и снова пыталась.

Решилась.

Дозвонилась.

Услышала тихое “Алло”, набрала в грудь воздуха и, стараясь говорить твёрдо и спокойно, ответила.

– Знаешь… нам пора расстаться. Я ухожу.

Молчание. Молчание. Молчание.

Я бросила трубку.

Вот и всё.

А через пару часов мне позвонила его мама. Извинялась, говорила, что Марк сильно напился, ему плохо. Не хочу ли я забрать его домой? Я ответила – нет, пусть ночует там.

И уже через час безостановочного хождения по кухне не выдержала.

Вызвала такси и помчалась к родителям Марка. Меня гнал страх.

Что, если ему станет плохо?

Что, если он что-то сделает с собой?

Что, если я неправа – и причинила боль родному человеку, хотя просто могла перетерпеть?

В просторный дом родителей Марка я забежала, как будто за мной гнались. Не обращая внимания на предостерегающий окрик, взлетела по широкой лестнице на второй этаж, туда где была комната Марка.

И застыла на пороге.

36. Глава 36

Нет.

Не может быть.

Мне кажется, кажется!

Это неправда…

Марк был в комнате не один.

С другой женщиной.

С той самой подругой семьи, которая так подчёркивала свою независимость – и слишком часто оказывалась в гостях, когда там были мы.

Мир пошатнулся и разбился на много острых, жалящих осколков. Стало трудно дышать. Я попятились назад, не сводя глаз с картины, которая мне открылась. Абсурдной, невозможной картины.

Шаг назад, ещё шаг.

Лестница.

Взяться за перила, потому что ноги не держат.

Вцепиться, потому что руки дрожат.

Развернуться – осторожно, медленно.

Навстречу мне поднималась мать Марка. С сочувственной улыбочкой, фальшивой насквозь – как же я раньше этого не понимала? Почему не замечала?

Она смотрела на меня, видела, что я всё поняла. И перестала притворяться.

– Что же ты так… внезапно. Зачем было торопиться? Зашла бы сначала поговорить, мы бы успели предупредить Марка. Как неудобно получилось! – елейно, с торжествующей улыбочкой.

Фальшь.

Отвратительная фальшь.

Приторная, неприкрытая.

Мне стало тошно. Заболела голова, сильно сдавило в груди. Я не стала ей отвечать, не стала ничего говорить, не стала прощаться. Всё было ясно и так, а соблюдать правила вежливости я не собиралась. Не видела смысла. Больше для меня этих людей не существует.

Не помню, как я приехала домой. Что угодно могло случиться со мной в эту ночь, я была настолько не в себе, что меня могли ограбить, завезти куда-нибудь, убить – и я бы не сопротивлялась. Мне было всё равно.

Мне было плохо.

Плохо, плохо, плохо.

В голове без перерыва крутились события сегодняшнего дня – ссора, мои роковые слова, звонок свекрови, обнажённая пара в постели… теперь мне было ясно, зачем мне позвонили. Зачем вмешались именно в этот момент. Это полностью меняло моё отношение к ней. К ним.

Поздно.

Как я жалела о своих словах! Всё думала – если бы отмотать время назад, если бы не говорить, что я ухожу – что было бы? Мы помирились бы? Надолго ли? И потом расстались бы опять? Сколько раз бы это повторялось, пока мы бы не иссякли?

Нет, выбора не было.

Тогда почему же так больно, словно режут по живому? Почему так нестерпимо ноет в груди?

Я всю ночь лежала без сна, а утром оказалось, что у меня поднялась температура. Я еле-еле шлёпала на кухню, когда загремели ключи в замке. Марк приехал. Шагнул в квартиру и замер. И я замерла, глядя на него. Он – опухший, всклокоченный, с больным взглядом. Я – вся красная, с зарёванным лицом и мешками под глазами. Мы стояли и смотрели друг на друга, не в силах сдвинуться, не в силах начать разговор. И понимали – это конец.