В это же время в среде развивавшегося среднего класса начинает проявляться такой психологический феномен, как социальный стыд и страх «деградировать в унизительную бедность». Об этом, в частности, пишет исследователь Дэвид Нэш, указывающий на то, что XIX, или «буржуазное», столетие «несло в себе заметные проявления стыда и беспокойства». Средний класс мучил, по словам историка, «угрожающий страх внезапной и разрушительной бедности и катастрофического падения по социальной лестнице».[48]

Еже ниже, чем люди «срединного сорта», в воображаемой социальной пирамиде английского общества располагались ремесленники и трудящиеся. Это ткачи, лодочники, конюхи, пастухи, пахари, пекари, уборщики улиц, шахтеры (данный перечень занятий – лишь малая часть всего разнообразия профессий этой социальной группы). Они, как правило, зарабатывали на жизнь одновременно несколькими сезонными или временными работами, сочетая плуг и ткацкий станок, ловлю рыбы, рубку дров, прополку и т. д.

Еще ниже располагались бродяги, нищие, престарелые, больные и безработные – эти, по словам Р. Портера, «плавающие обломки общества, груз, выброшенный за борт». Эти люди брались за любую работу даже за ничтожное вознаграждение. В большинстве других стран бедные того времени были крепостными; в Англии же они были по преимуществу наемными рабочими, хотя по-прежнему назывались «слугами» своих хозяев. К тем, кто не контролировал свой труд, а зависел от других, относились наемные батраки, подмастерья в промышленности и строительстве, прядильщики, чесальщики, ткачи, вязальщики чулок.[49]

Некоторые современники называли Англию «чистилищем для слуг», а современники писали, что осознание тружеником того, что он всю жизнь будет не более чем батраком, существенно подрывало мотивацию к трезвости, трудолюбию и бережливости. Более того, в некоторых источниках есть информация и об ужасном обращении хозяев со своими слугами: так, известен факт, что в 1764 г. фермер из Мальмсберри был осужден за то, что искалечил и кастрировал двух своих подмастерий. Рабочий день трудящегося длился «от рассвета до заката», а условия работы моги быть просто бесчеловечными. Легочные и бронхиальные инфекции были «верными спутниками» жизни английской трудящейся бедноты.

В то же время иностранцы отмечали, что «бедные не выглядят в этой стране настолько бедными, как в других странах». Даже посетивший Англию в конце 1789 г. Николай Карамзин писал: «Какая розница с Парижем! Там огромность и гадость, здесь – простота с удивительною чистотою; там роскошь и бедность в вечной противуположности, здесь – единообразие общего достатка; там палаты, из которых ползут бледные люди в разодранных рубищах; здесь из маленьких кирпичных домиков выходят Здоровье и Довольствие – лорд и ремесленник с одинаково благородным и спокойным видом».[50]

Как же обстояло дело с разницей в доходах на различных ступенях этой причудливой социальной лестницы на самом деле? Ответ на этот вопрос можно почерпнуть, к пример, из доступных нам данных статистики.

Около 1688 г. Грегори Кинг (ему приписывают первое статистическое описание состояния английского общества) писал, что самое малое, на что английская семья (скажем, мужчина, его жена и трое детей) могла прожить без попадания в долги, обращения за помощью прихода или же за частной благотворительностью, – это 40 фунтов в год. Он полагал, что доходы пэров составляли около 2 800 фунтов (некоторые исследователи сегодня утверждают, что эта цифра была занижена как минимум вдвое). С другой стороны, 364 тысячи «работников и слуг» имели доход на семью всего 15 фунтов в год; 400 тысяч «безземельных крестьян и пауперов» жили на 6 фунтов 10 шиллингов в год; 50 моряков существовали на 20 фунтов; 35 тысяч солдат – на 14. Вместе вышеперечисленные группы составляли более половины семей в стране. Вычисления Кинга, таким образом, предполагали, что верхние 1,2 % населения владели 14,1 % национального дохода; а нижние 67,1 % – около 29,9 %.