- Как же определить, кто отец?

- По запаху, разумеется, - удивленный, ответил князь Эван. - Ни один отец не спутает свой собственный запах, исходящий от своего младенца,  ни с чьим иным.

Перспективы для Дианы рисовались отнюдь не радостные. А что, если любую вспышку гнева тут принимают за превращение в дикую самку?! Что, если Диана начнет плакать, кричать, испугается? Ее выкинут в море?!

- Но я не хочу в море, - прошептала Диана со слезами на глазах. - Я не смогу в море!

- Такая беззащитная, лишенная чешуи и плавников - конечно, - поддакнул мужчина. - Поэтому ты можешь жить здесь столько, сколько тебе понадобится. До тех пор, пока не будешь уверена, что тебя зовет природа. Ты - Ирментруда, тебе будут оказаны все полагающиеся тебе знаки внимания и почет.

- А если… а если я надоем тебе, то что тогда?

Князь смерил девушку взглядом.

- Старые Ирментруды, - сказал он не особенно приязненно, - не родившие никого, но обросшие чешуей от старости, обленившиеся и растолстевшие, не желающие возвращаться в море, зовутся Галесвинтами.

От них надо бы избавиться, но они вечно находят уловки, чтобы не покидать этого дома. Они вырывают чешую, отрастающую на щеках, они скрывают свои волосы, превращающиеся в гребни и плавники, под шапками и покрывалами, они берут обет молчания, чтобы никто не услышал, что их голос стал страшнее скрежета металла, и даже подпиливают зубы.

Конечно, Галесвинт лучше б отпустить на волю, но как выкинешь в море беззащитное существо? Ни зубов, ни плавников… Они живут здесь, и лучше тебе с ними не встречаться, потому что сердца их делаются жестокими и коварными. За вкусный кусок, за право  быть ближе ко мне, они могут и покалечить тебя. Конечно, преступницу - Фредегонду, - тогда настигнет суровая кара, но вряд ли тебя это утешит.   

- Из-за сладкого куска? - повторила Диана. Это словосочетание  ей почему-то особо не понравилось. Как про собак каких-то… - Может, эти женщины просто любят тебя, и поэтому не хотят в море возвращаться?

Мужчина с удивлением посмотрел на Диану.

- Любят? Любовь? - повторил он. Притом слово это он произнес неуклюже, как будто никогда раньше его не говорил. - Это что такое?

Теперь настала очередь Дианы удивляться.

- Ты никогда не любил женщину? - удивленная, спросила она. - Ты спишь с ними, платишь огромные деньги, чтобы тебе досталась лучшая, но не любишь ни одну?

- Как можно любить самку? - спросил мужчина отчасти надменно. - Женщина - это та, что никогда не разделит со мной свою жизнь. Самка бесконечно далека от меня; ее мысли простираются до самого горизонта, но все они о море и об игре с подругами среди водорослей. От самки не дождешься ни ласки, ни заботы, ни верности, ни поддержки. Любить можно отца, потому что он дал мне жизнь и принял в свою семью, брата - потому что он величайшее чудо, сотворенное отцом. Сына - потому что он продолжит род. И все они рядом. А женщины… Как можно                                                        любить того, кто бесконечно далек?

- Но ведь они рядом! - упорствовала Диана. - Ты сам говорил, что они идут на всякие уловки, чтобы остаться рядом с тобой!

Мужчина расхохотался, демонстрируя крепкие острые клыки.

- Чтобы остаться со мной, - повторил он, - или чтобы отъесть себе брюхо? Есть одна такая; любит сладкую свинину и подливке. Растолстела так, что больше похожа на моржа. Другая любит красивые платья и то, как я их надеваю на нее. Она сохранила свою красоту и иногда делит со мной ложе, потому что знает - поутру можно выпросить себе новый красивый наряд. Третья без ума от золота. Она тоже красива, но в ее постели я не испытываю ни тепла, ни страсти. Ты - пока ты свежа, пока зов природы не вернул тебя обратно в волны, ты еще можешь подарить мне иллюзию близости и влечения, но и то ненадолго.