"Я краснеть, категорически отказываюсь."  

Но эти слова были громче, чем любой протест, чем вся её воля.

Есения, заметив её реакцию, рассмеялась вновь. Смех её был заразительным, лёгким, как весёлый ручеёк, струящийся по камням. И в этот момент Дарина поняла – не всё, что она чувствовала, было случайным. Не всё было случайным в этом мире, в этом месте, в этой встрече.

Солнце разливало золотые пятна по мостовой, танцевало в переливах шёлковых тканей, пряталось в медовых горшках и стекало янтарными бликами в бутыли с маслом. Базар жил, дышал, пел – он был шумным и тёплым, полным звуков и запахов: пряного шафрана, свежеиспечённого хлеба, соли и дыма.

Дарина двигалась неспешно, словно плыла в этом людском потоке, позволяя себе вдыхать запахи, слушать голоса, касаться грубой ткани, скользить пальцами по прохладным стеклянным бусинам. В этих простых ощущениях было что-то волшебное.

И вдруг – толчок.

Воздух вырвался из груди, её шаг сбился, и в следующий миг она уже падала, а мир вокруг закружился в калейдоскопе красок. Чьи-то руки мелькнули в поле зрения, чей-то крик раздался в шуме базара, разноцветные лоскуты вспорхнули, словно птицы.

Дарина рухнула на мостовую, ударившись о тёплый камень, и тут же услышала виноватый тонкий голос:

– Ой! Простите!

Она моргнула.

Перед ней стоял мальчишка – вихрастый, с горящими глазами, полными испуга. Его щёки испачканы чем-то липким, а в руках он сжимал недоеденный сладкий пирог. Ветер играл его тёмными кудрями, одежда была чуть велика, словно доставшаяся от старшего брата.

Дарина удивлённо посмотрела на него. И вдруг – улыбнулась.

Не с насмешкой, а искренне, мягко, словно человек, которому давно не приходилось улыбаться просто так.

Мальчишка замер, поражённый, а затем его лицо медленно озарилось ответной улыбкой.

– Ну и шустрый ты, – сказала она, стряхивая пыль с одежды.

– Он таким был с рождения, – раздался новый голос.

Глубокий, тёплый.

Дарина подняла голову – и мир вокруг будто замедлился.

Перед ней стоял мужчина. Высокий, с тёмными волосами, в которых солнечный свет прятал отблески меди. Его глаза… глубокие, цвета леса перед грозой. Спокойные, внимательные, но с лёгким оттенком развлечения.

Мирослав.

Она почувствовала, как её собственное дыхание сбивается, хотя причины для этого не было. Она должна была что-то сказать, что-то лёгкое, острое, поддразнивающее – но её губы словно забыли, как это делается.

– Ты цела? – спросил он.

Простой вопрос. Простая забота. Но в этих словах было что-то, от чего в её груди дрогнуло что-то забытое.

Вокруг базар продолжал жить своей жизнью – раздавались голоса торговцев, люди смеялись, кто-то спорил о цене. Но Дарина слышала только ровное, спокойное дыхание мужчины перед ней.

– Цела, – прошептала она.

– Тогда отлично. – он повернулся к мальчишке, и в его голосе появилась едва заметная мягкость. – Идём, Святозар.

~*~

Вода вокруг была тёмной, густой, словно разлитые по небу чернила, медленно растекавшиеся в глубине. Дарина скользила между водорослями, её движения были плавными, почти невесомыми, но внутри всё сжималось, а сердце билось слишком быстро.

Она чувствовала это. Чужой взгляд, чьё-то присутствие, дрожащее в воде незримыми волнами.

Ракушка покоилась в самой глубокой расщелине морского дна, в безмолвном царстве, куда даже свет не смел заглянуть. Перламутр её поблёскивал слабым, почти живым сиянием, словно собирал в себя отблески луны, которой здесь никогда не было.

Дарина протянула руку, её пальцы коснулись гладкой, чуть холодной поверхности.

И тогда вода содрогнулась.

Волна силы хлестнула в стороны, словно невидимый хищник встрепенулся в глубинах.