Ничего не остается делать, и необходимо довериться иным чувствам человека, которые в минуты опасности могут либо усилиться, либо закрыться. Я доверился слуху и интуиции и остался в левой стойке, выдерживая наращивание скорости сноубордом и контролируя своего правого преследователя.

Правый преследователь никак не должен меня опередить, иначе у него появится шанс пойти мне наперерез и позволит ему прервать мое бегство. Интуиция мне подсказывала, что я набираю скорость и звуки левого преследователя отдаляются, а по оценке движения правого преследователя я понимал, что интуиция не врет. Это меня немного приободрило, и я во весь голос закричал: «Александр, помогите!» Кричал один раз, но, как показалось, выдохнул весь воздух, который набрал в этом безумном скольжении.

Почему «Александр»? Почему «помогите», а не, к примеру, «хэй-я-я-я», спросит читатель не из нашей команды.

Во-первых, один из Александров в нашей группе был нашим «кормчим» (я его так стал называть еще по путешествию на перевал Дятлова из-за его способности вкусно готовить и кормить такую огромную ораву туристов, которая была в прошлом походе) и имел при себе охотничье ружье для нашей защиты. Надежда на то, что именно он это услышит, была хоть и маленькой, но все же была – так как в это время команда поддержки похода могла на улице проверять бураны и собирать походное снаряжение – лыжи, палки и так далее.

Во-вторых, крикни я «хей-я-я-я», на базе бы это восприняли, что я хвастаюсь своей покатушкой на склоне и тем самым выражаю радость от сноубордического хулиганства на горе. Слово же «помогите», если оно, конечно, донесется до такой далекой и такой желанной туристической базы, дает шанс, что жители базы насторожатся и, возможно, предпримут попытки моего спасения.

Надежда, что кто-либо услышит призыв помощи, была мизерной, но то, что меня ожидало впереди, говорило о том, что необходимо было использовать любые возможности для спасения.

А впереди меня ожидало завершение первого из трех участков спуска. Внизу, через метров сто, заканчивался спуск и начинался небольшой подъем, метров 7—9, после которого начинался новый, второй спусковой участок. Этот подъем мне необходимо было обязательно преодолеть не останавливаясь. Времени на остановку, снятие креплений, пробежку вверх, и снова пристегивание сноуборда, и снова набор скорости у меня не было. Это место подъема грозило стать местом кровавой борьбы, и, как вы понимаете, не в мою пользу.

Я сконцентрировался, присел поближе к основанию сноуборда, чтобы уменьшить площадь тела, сопротивляющегося набегающему потоку воздуха, и тем самым попытался снизить сопротивление и увеличить скорость. Правый преследователь, как мне показалось, стал отставать. «Надеюсь, что и с левым преследователем происходит то же самое», – подумал Я.

В этот момент полета мысли я заметил, что правый преследователь, чуя, что я приближаюсь к точке завершения спуска и начала небольшого подъема, ускорил свой бег и сменил полосу движения между деревьев на более близкую ко мне, потом еще и еще. Волк шел мне наперерез.

Волосы (по крайней мере, то, что осталось к 52-му году моей жизни) на голове зашевелились от страха и выделяемого адреналина. Накопившийся пот просочился через флисовую балаклаву и каплей скатился на правый глаз. Едкая, соленая капля пота скользнула на роговицу правого глаза, и глаз как будто обожгло. Скорчив гримасу от боли, я закрыл правый глаз и поблагодарил бога, что капля не упала на левый – зрячий глаз. Иначе можно было бы поставить на моем успешном бегстве крест.