– Нет, нет, спасибо! – Запротестовал Одинцов. Ему представилось на миг, когда капитан сказал про буфет и нажал кнопку, что он находится на «Бэконе» и что сейчас может войти его бывшая жена.

– Ну, тогда принеси нам по порции второго, – Сказал капитан, и девушка исчезла.

Капитан взял большой селёдочный хвост, сунул его в рот и тут же вытащил голый хребет с синим хвостовым пером, широким, как у голубя-сизаря.

– Селёдка охотоморская? – Спросил Одинцов.

– Откуда ей взяться, охотоморской? Пятый год как закрыли, тебе ли не знать, дорогой? – Жуя и глотая, проговорил капитан. – Оттуда, – он мотнул головой через плечо, – с Берингова. В прилове попадается изредка, вот и посолили для себя. Нравится?

– Мне олюторская больше нравилась.

– Ну-у-у, ты тоже, Кирилл Александрович, вспомнил, ха-ха, доисторические времена.

– Да вот забыть не могу, – признался Одинцов. – Уж больно грубо тогда с ней…

– А-а, ну да, это было, чего сейчас скрывать! – Радостно согласился Герман Евгеньевич, для которого олюторская селёдка тоже была воспоминанием молодости, бурной и бесшабашной. – Шерстили мы её, аж пыль столбом!.. Году в 62-ом, помню… «Звёздная» флотилия тут разворачивалась… СРТ «Андромеда» – это мой пароход был, я на нём в штурманах ещё ходил… Помню, помню – тьма рыбы было! Поднимаешь трал – хвосты сквозь ячеи торчат… Когда рыба крупная, известно, они торчать не будут. Ну а сортировать её некому и некогда. Так что трал расшворишь, даже на борт не поднимаешь, снова возьмёшь на шворку – и пошёл по новой тралить.

Буфетчица принесла тарелки с дымящимся гуляшом, они механически её поблагодарили и, поглощённые одним воспоминанием, так по-разному заворожённые им, продолжали разговор.

– Я тебе расскажу сейчас, ой, со смеху помрёшь, – тряс головой Герман Евгеньевич, смеясь и подступаясь к гуляшу, – расскажу, как Витька Бугай стал передовиком… Он на «Денебе» капитаном был. Виктор Евстафьевич Бугаевский – звезда Олюторской экспедиции!

Одинцов, глубоко задумавшись, уставив взгляд на рдеющий конец сигареты, слушал и одновременно вспоминал ихтиолога. Вот если б не сидел тот на «Ломоносове» в обнимку со своим красным окунем, а прошёлся хотя бы разок-другой по «звёздной» флотилии тогда, четверть века назад, когда ещё можно было спасти олюторское стадо…

Капитан взялся за вилку, она почему-то выпрыгнула из руки, но он не дал ей упасть, прижал локтём, испачкав обшлаг красным соусом. Осмотрел с юмором локоть, взял салфетку, обтёр и, раздумав закусывать, продолжал:

– Сдавали мы рыбу в бухте Лаврова, вот тут, – он показал пальцем на раскрытый иллюминатор. – Ну, как делают обычно? Сдал и бежишь быстрей в район лова, к толпе пароходов, так? Та-ак. А Бугай на своём «Денебе» взял как-то раз и включил эхолот прямо на выходе из бухты. Ага, включил, глядь – косяк прописал. Ну, что долго думать – бах трал за борт, поднимает – полный. Он разворачивается – и по новой на сдачу. Ага, сдал, выходит, опять включил. О-па – опять косяк. Поднял его, развернулся, сдал. И таким вот манером, втихаря всех нас обставил, и намно-о-го обставил. Ну, тут все газеты, радио: герой, стахановец… Орден получил! Кажется, «Красное Знамя». О как!

– Ну а ни у кого из вас не шевельнулось вот тут, – Кирилл Александрович коснулся пальцами груди, – когда вы тралы расшворивали? Что ж мы, голуби, дескать, творим, что детям нашим оставим?

– Да что ты, Алексаныч! Рыбы как грязи было! Да её и сейчас… и детям, и внукам – всем хватит! Океан-батюшка во-о-н какой великий, – капитан повёл рукой от подволока через переборку до палубы, – так что не надо беспокоиться, дорогой то мой рыбинспектор.