Ник велел Алану опросить остальных участников вечеринки, а сам отправился к МакМурри. В этот раз он уже не повторял совершенной ошибки, и защитный вакуум (который тоже по своей сути являлся чарами – рассветными и стихийными) не развеивал. Так будет… безопаснее. Но не повредит ли это чарам, которые заключены в самом мемокубе?

Проверить это можно было лишь опытным путем.

МакМурри при виде него заметно оживился.

– Новое убийство?

– Не имею права разглашать, – отрезал Ник.

Спиритуалист махнул рукой.

– Все равно из газет узнаю.

Ник вздохнул и протянул ему купленный по дороге дешевый плеер с уже вставленным в него мемокардом.

– Ну что, попытаем удачи еще раз?

МакМурри серьезно кивнул. Памятуя о прошлом, Ник опустился в кресло. Поерзав, принял удобное положение. Вот бы только не оказаться на полу… Спиритуалист, стрельнув в него взглядом, сел напротив. Прошептал заклинание, разрывая завесу.

И включил плеер.

Голоса мертвых в этот раз были куда тише, приглушеннее. Но они все же были. Лишнее подтверждение тому, что пятерку из Колледжа Килкенни убили те же самые чары, что и Эрин. А вот насчет смерти Кейт Тэннер у Ника имелись определенные сомнения… Чтобы окончательно развеять их, ему требовался один разговор.

– Скажите, что вы слышите, – вполголоса попросил он.

– Какая-то песня… М-м-м, дело не в ней – не чувствую от нее той энергии.

– Энергии смерти?

– Да. Вроде того. Подождите. Ее почти сразу сменила другая. Судя по резкому переходу, ее записали поверх предыдущей. Да, это она.

Ник нетерпеливо подался вперед.

– Что? Что вы слышите?

– Тот же голос. Девичий. Такой… не слишком звонкий и не слишком уверенный. Она не певица, это точно. Я имею в виду…

– Не профессиональная певица.

– Да. Но поет с душой, очень… проникновенно.

Ник подавил раздраженный вздох. Не то чтобы он страдал жаждой контролировать все и вся, но слышать о песне, несомненно важной для дела, из чужих уст – почти то же, что использовать вместо самой улики ее спектрографию.

И тут МакМурри запел.

Пел он тоже не слишком профессионально, но голос у него все же имелся. Но Ник, глядя на спиритуалиста во все глаза, вслушивался не в мягкий тембр, а в слова.

Вы затыкаете пальцами уши, вы торопливо идете мимо.

А где-то плачет одна сирена – тоскливо, горько, неудержимо.

Она взывает к сердцам прохожих, но на нее не обращают внимания.

Голос звучит потерянно, одиноко, а сердце плачет от понимания:

Ее печаль не развеет ветер, ее тоска в вине не растворится,

А те, кто за ее беды в ответе, не за богов, а за дьяволов будут молиться.

Вы торопливо идете мимо. Вы затыкаете пальцами уши.

А где-то плачет одна сирена – никто не хочет ее слушать.

Наивные, даже немного неловкие юношеские стихи – Ник и сам писал такие когда-то. Ритм порой хромает, хотя мелодия это сглаживает. Но в самих словах чувствовалась такая тоска…

Тоска и одиночество.

Не эти ли чувства с головой накрывали учеников Колледжа Килкенни, завладевая их разумом и заставляя бросаться с крыши или вонзать в себя кинжал?

Как и в прошлый раз, Ник заплатил МакМурри. Не только за саму работу, но и за гарантию того, что спиритуалист будет продолжать молчать о своем взаимовыгодном сотрудничестве с младшим инспектором Департамента полиции. Платил Ник, разумеется, из своего кармана, но против ничего не имел. Куда больше пустых банковских счетов его нервировали неразгаданные тайны.

Выйдя из офиса МакМурри, Ник сжал амулет зова. Спустя несколько мгновений на противоположной стене коридора отразилось нежное личико Клио. Они условились встретиться в кафе, в котором часто бывали подростками. Там до сих пор подавали вкуснейшую пиццу во всем Кенгьюбери.