– Скорую не надо, у меня всё нормально. Я не поняла, где я была?

– Здесь была, у меня на руках.

– Жорик, милый, пусть наша девочка остаётся Ренатой. Красивое имя… – многозначительно и загадочно проговорила Ангелина.

Глаза её сверкнули и наполнились некоей решимостью. Она оставалась в объятиях мужа. Жорик наклонился к губам любимой жены и мягко поцеловал. После поцелуя она размякла. Потянулась к нему за повторным поцелуем, который получился более продолжительным и глубоким.

Когда дыхание мужа стало учащаться, Ангелина оттолкнула его:

– После родов мне пока нельзя, рано.

Жорик вздохнул:

– Нельзя так нельзя. Потерпим ещё немного.

– Пока Рената спит, пойдём чайку попьём, – произнесла осторожно Ангелина и слегка вздрогнула. Она впервые за неделю назвала имя своей дочери.

– И то так, – ответил Жорик облегчённо и направился в кухню вслед за женой.

Значит, её зовут Рената. Я встряхнул головой, задумался, всматриваясь прищуренными глазами в Полупрозрачную. Она вновь явилась лёгкой дымкой в виде неяркого белого свечения, словно желая подразнить меня. Странно, именно в этот миг наступило душевное равновесие. У меня кольнуло сердце, когда скорая увозила её тело, а вместе с отъезжающей машиной исчезло и видение. Я даже не заметил, как мы поехали и как рядом со мной оказался младший лейтенант.

– Сильно не переживай ты, – пытался он даже подбодрить меня, подтолкнув локтем. – Уже ничего не изменишь.

Я посмотрел на него отстранённо.

Всмотревшись в моё лицо, он добавил:

– Да ты, похоже, выпивший.

В знак согласия я молча кивнул и еле выговорил:

– Мы отмечали мой день рождения. Мне сегодня исполнилось двадцать пять лет.

– Да ладно, может, тебе уши надрать в честь такого случая? – сказал он таким игривым тоном, что у меня и вправду начали гореть уши.

В душе вскипела ярость, и я нервно заёрзал на сидении, с укором взглянув на него.

– Успокойся, – возмутился пискляво худощавый младший лейтенант.

– Оставь его, на месте разберёмся, – вмешался хриплым голосом капитан, слегка повернув голову.

Время было за полночь. За окном машины мелькал наш город, одетый в осеннюю сырость. Я никак не мог поверить в то, что произошло со мной. С ужасом мысленно оглядывался назад, вспоминая визг тормозов и неподвижное тело. Этот мучительный момент остался тяжёлым камнем внутри, не отпускал. Ничего хорошего я уже не ждал…

Результаты медэкспертизы подтвердили, что в крови содержалось превышенное количество алкоголя. Я впервые в жизни стал подозреваемым. Вместо подписки о невыезде была определена мера пресечения в виде заключения под стражу. Страх перед неотвратимостью наказания ослабевал. Я пытался рассуждать более отвлечённо.

Видимо, есть место неизбежности в нашей судьбе и она уже определена кем-то или чем-то. Скорее всего, это связано с прошлыми воплощениями. Сейчас модно так думать. После таких рассуждений я успокоился, и настроение у меня поднялось. Значит, так надо! Всё, что ни делается, – к лучшему…

Время, как и следствие, тянулось долго и монотонно. А я чувствовал себя отвратительно.

Зима уже вовсю вошла в свои права и, что не свойственно Уралу, была не слишком суровой. В камере стояла стылость. К жизни в заключении я уже как-то приспособился. Заключённые иногда не знали, чем занять друг друга, и часто безо всяких причин отношения между ними переходили в стихийные ссоры и схватки.

Когда становилось слишком громко и шумно, дежурный постовой заглядывал в смотровой глазок и дубинкой ударял по железной двери. Мгновенно всё затихало. С важным видом почти каждый начинал доставать папиросы, сигареты из карманов штанов и спортивных курток…