Отец прожевал рыбу и махнул рукой.
– Конечно. Прекрасное утро, чтобы прокатиться верхом. И там непременно будут джентльмены.
Беатрис порозовела, улыбнулась отцу и наконец смогла покончить с едой.
До конца ужина Гарриет больше не проронила ни слова о договоре Беатрис с Исбетой Лаван и даже пораньше отправилась в постель, чтобы назавтра весь день быть бодрой. С утра она уже хлопотала над Облачком, своим серым в яблоках конем. Поставив левую ногу в стремя, Гарриет в мгновение ока взлетела в седло и расправила юбки.
– Поспеши, Беатрис.
Беатрис уселась в седло Мэриэн, вставив правую ногу в изгиб верхней луки, и поехала вслед за Гарриет в парк лорда Харсгроува. Сестра прекрасно держалась в дамском седле, она была куда лучшей наездницей и гораздо более смелой, но все же сохраняла легкий темп, пока они ехали по улицам утреннего Бендлтона к просторному парку; под цветущие ветви, которые обрамляли ворота в парк, пришлось поднырнуть.
Тропа, благоухающая вишневым ароматом, была пуста, Гарриет сначала молчала, но потом все же повернулась к Беатрис.
– Я правда считаю, что вам с Исбетой Лаван не стоит баловаться магией.
– Я знаю, что ты так считаешь, но не могу заставить Исбету перестать делать что ей вздумается, – сказала Беатрис. – И знаю, что ты могла все рассказать отцу, и все же промолчала. Почему?
Ветер нежно качнул бледно-розовые лепестки над головой Гарриет, и она вздохнула.
– Ты правда не понимаешь, почему я не выдала тебя отцу?
– Потому что ты моя сестра и любишь меня?
– Потому что это разрушит все, – отрезала Гарриет. – Если отец узнает, что ты творишь, брачный сезон для нас окончится, и наша семья будет уничтожена.
– Если правда выйдет наружу. Понимаю, – сказала Беатрис.
– Не понимаешь, – отрезала Гарриет. – Совершенно не понимаешь. Ты хоть представляешь, сколько все это стоит?
– Ну да, – ответила Беатрис, понизив голос, чтобы их слышала лишь цветущая вишня. – Моя амазонка стоит по меньшей мере двадцать крон, а сапоги для верховой езды – шесть…
– У тебя четыре амазонки, – припечатала Гарриет. – Двадцать платьев для дневного выхода, столько же – для званых обедов и балов. Двадцать пять шляпок, шестнадцать пар перчаток, лучшая косметика со всего мира, семь зонтиков от солнца, тридцать две пары туфель – и все это стоит денег.
– Ну конечно, – поерзала в седле Беатрис, – но…
– Мы живем в модном районе. Он великолепен, – продолжила Гарриет. – С одной стороны вид на море, с другой – на южную часть парка. Приличная улица. У нас есть лакеи, камеристка и домоправительница. Членство в ассамблее, пропуск в парк, абонемент в театр – ты правда об этом не задумывалась? Никогда?
– Задумывалась, – ответила Беатрис. – Я заметила, что отец всю зиму охотился и сократил свою ежегодную поездку в Грейвсфорд на две недели. Но ведь он просто пытался немного сэкономить… Отец не пошел бы на такие расходы, если бы не мог все оплатить. Знаю, экспедиция за орхидеями ударила по нашему карману, но это не так уж страшно, как я думала, ведь мы здесь…
– Отец заложил Риверстон, – сказала Гарриет.
У Беатрис замерло сердце. Отец не мог потерять столько денег из-за провала экспедиции. Риверстон – не просто уютный коттедж и просторные пастбища, не просто ручей, полный форели и раскидистый лес. Это основа состояния Клейборнов. Это их дом! Беатрис родилась там. И Гарриет тоже. Как отец на такое решился?
– Он не мог… А ты откуда знаешь?
– Я видела документы. Я искала отца, но его не оказалось в кабинете, а конторская книга была открыта. Я туда и заглянула.
Гарриет и впрямь представляла собой ворох кудрей и любопытства. Уж она бы перед подобным не устояла. Конторские книги отца лежат прямо на столе, а не под надежным замком. Беатрис на ее месте тоже бы посмотрела. Нужно срочно вернуть гримуар! Больше нельзя терять времени.