– О чём задумалась? – спросил Вильям, глядя на меня сверху вниз.

– Тебе лучше не знать об этом.

Вильям – один из многих, кому лучше не рассказывать о желании причинить боль его брату. Но он будто понял, о чём я думаю, и произнёс:

– Не был бы он моим единственным братом, я бы сам помог тебе его закопать, после того как убьёшь, но, увы, как я уже сказал, он у меня один.

Я уставилась на него и, улыбнувшись, покачала головой: он ненормальный. Вильям также, один из немногих, кто мог так открыто говорить об убийстве собственного брата.

Я вновь посмотрела в сторону Дариана. Он смотрел на меня, и в его глазах промелькнуло что-то странное. Я отвернулись и тогда поняла, что я до сих пор улыбалась.

Улыбка тут же спала, я так давно не улыбалась, что даже забыла, какого это.

***

Привал длился недолго, и мы снова отправились в путь.

Вскоре к нам присоединился и Хоук, с которым Вильям всю дорогу спорил: убьёт ли Асторот Дариана или нет. Хоук говорил, что он влепит ему как минимум хороший подзатыльник, а Вильям же был уверен, что без новых ран на теле Дариана не обойдётся. Мне не терпелось узнать, кто такой Асторот и почему все его так боятся, даже названный Вальтером Дариан вёл себя как-то странно и ни с кем всю дорогу не разговаривал.

***

С Вильямом и Хоуком путь казался не таким уж скучным. Лишь Дариан шёл в стороне ото всех, как какой-то отшельник. У меня пробегали мысли подойти к нему, но я каждый раз вспоминала, как этот зеленоглазый демон без моего согласия нацепил на меня этот браслет, и желание заговорить с ним тут же пропадало. Я стала свободной от Арлохоса и Рагнара, но теперь привязана к Дариану. Из одной тюрьмы в другую. А ведь месяц назад и подумать не могла, что моя жизнь перевернётся с ног на голову. Я всегда думала, что всю жизнь буду скитаться по Велисиону и жить в тени, но мои планы были разрушены. Были ли они планами?

Это был мой выбор: быть изгоем. В моей жизни всегда была цель, меня готовили к ней с пелёнок. Но в один день эта цель превратилась в пыль под моими ботинками.

Я потеряла всё: мать, семью – весь смысл жизни был для меня потерянным. Сам дьявол, ради которого я прошла все круги Ада, больше ничего не значил для меня. Только я сама. Я сама себя спасла, и этот случай не исключение. Раз Рагнар хочет играть грязно, то нужно играть по его правилам.

Есть только один способ отвязаться от Арлохоса – уничтожить книгу, но сможет это сделать только тот, кто сам создал его.

Если план Дариана провалится, и мы не сможем убить Рагнара, мне придётся отправиться в место, куда не должна ступать нога живого человека. К моему счастью или несчастью дьявол единственный, кто сможет уничтожить Арлохос и освободить меня. Но его помощь всегда имела цену и я боюсь, что она окажется слишком велика для меня. К тому же вернуться оттуда будет крайне сложно, в моём случае даже невозможно, ведь я предначертана быть его избранной слугой. Дариан говорил, что у меня нет души. Он был прав, моя душа никогда мне не принадлежала, она с детства была у короля Ада.

***

– Да бросьте вы, не так уж и много осталось, – ободряюще проговорил Хоук, на что получил каштаном по голове.

Его кинул один из змей и попросил его наконец-то заткнуться, потому что его речи уже не производили тот же ободряющий эффект, что и раньше. Хоук обижено потёр свой ушибленный лоб и замолчал.

Мы сделали небольшой привал около реки, разожгли костёр и наловили рыб.

Лошадям мы дали немного воды и ягод, которые набрали по дороге. Несмотря на произошедшие события, все были в хорошем расположении духа, даже всегда холодный Дариан смеялся над шутками Хоука и Вильяма. Я никогда не присоединялась к ним и лишь издалека наблюдала. Этот привал не стал исключением, только в этот раз я по-настоящему чувствовала себя одинокой. Чувство одиночества не покидало меня со дня смерти матери. Я всегда старалась думать о ней меньше. Первое время мне было очень тяжело: каждую ночь я засыпала со слезами на глазах, а каждое утро старалась выжить, и так день за днём. Охотницы лишили меня шанса на хорошую жизнь. Если бы одна из старейшин однажды не решила, что нам всем стоит исчезнуть и стереть себя с лица земли, люди бы не относились к нам как к прокажённым. Раньше нас не только боялись, но и уважали, сейчас же остался только страх.