– Если ты из клана борцов, не надейся меня провести. Я поверил тебе, обрадовался. Дескать, друга нашёл. А ты… Не думай, что я так просто отдамся вам в руки. Ты ещё мал, но я и тебе скажу. Вам удалось усыпить бдительность моего отца. Вы подло убили всех его близких друзей. Вы думали, что я и моя сестра у вас в мешке! – на этих словах Лиза желчно усмехнулся.

– Сопляк! Иди-ка лучше домой! Скажи, что принц Элизиан пощадил тебя! Скажи, что он не опустился до понятий вашего волчьего племени! Вы превратились в служителей подлости, в самых обычных наёмников! Но вам не удастся поймать меня и мою сестру, какие бы прочные мешки вы ни готовили! Вы, наверное, забыли, что я тоже когда-то состоял в вашем клане. Хотя и жалею теперь об этом. Но я не попадусь на вашу приманку, как дурная рыба. Элизиан умеет голодать и ночевать под дождём, если это необходимо для того, чтобы справедливость рано или поздно восторжествовала.

Джон стоял обескураженный и не знал, что делать. Его мечта о старшем брате разваливалась, будто карточный домик, а в голову не приходило ни одной, даже глупой, мыслишки о том, как не дать этой сладкой надежде рассыпаться в прах. Сами собой у него на глазах возникли слёзы. «Как девчонка себя веду», – с горечью подумал Джон, продолжая стоять перед сходившим с ума парнем, в бессилии опустив руки.

– Ага! – торжествующие нотки зазвенели в голосе Лизы. – Сорвалась такая операция! До слёз обидно! Как я счастлив впервые в жизни увидеть перед собой плачущего борца! Пускай и зелёного!

И всё-таки этот незнакомец был ему симпатичен, чрезвычайно симпатичен. Глядя на него, Джон своим внутренним взором видел перед собой героя из самой лучшей своей сказки, которую ещё не придумал, но о которой грезил уже много ночей подряд. Он нашёл, что сказать своему будущему кумиру и другу. Да, интуиция упрямо твердила Джону: юноша со странным, девчоночьим, именем непременно станет его другом. Обязан стать. Что бы он о Джоне сейчас ни думал.

– Хорошо, Элизиан, – глухим, но по-мальчишески твёрдым голосом выдохнул из себя Джон, смахнув со щёк слёзы. – Если ты так хочешь, чтобы я стал борцом – я им стану. Но в учителя борьбы я предпочёл бы тебя. Не веришь мне – не верь. Надеюсь, ты очень скоро поймёшь свою ошибку. Только знай: никто в этом городе не даст тебе приюта. Только мы с моей мамой. И, может быть, старина Грей, мой друг, который в молодости был пиратом. А теперь я пойду. Пока…

***

Поднявшись с мешком в руке на дорогу, Джон быстро зашагал в сторону гавани, заставляя себя не оглядываться. Он чувствовал, что парень следит за ним, но старался не обращать на это внимания. Впрочем, если бы Джон в тот момент обернулся, Лизу он наверняка бы не заметил: юноша шёл за ним понизу, как тень – бесшумно и прячась в кустах.

Солнце поднялось уже достаточно высоко и начинало припекать. Джона обогнала подвода, затем вторая. Извозчики торопились в гавань, к баркасам, вернувшимся с ночного промысла.

Примерно через четверть часа Джон уже боязливо почёсывался, в нерешительности стоя у тех самых зарослей крапивы. Лезть в неё ужасно не хотелось, но ведь именно для этого он и сбежал из дома в такую рань. Впрочем, Джон представил, как возмущается сейчас мама Лиза. Она же ещё вчера намекала на то, что Джону придётся помочь ей тащить заказчикам бельё. А тут на тебе – проснувшись, вместо сына мама обнаружила остывшую постель.

По логике, она должна была пойти в гавань. Обычно люди с их улицы ходили туда не по насыпи, а более прямой тропой, выход на которую начинался за базарчиком, расположенным на площади по другую сторону улицы. Однако Джон подозревал, что на этот раз мама Лиза может пойти по большой дороге, на всякий случай. Так что мешкать было нельзя, иначе он рисковал попасться ей на глаза.