– Сэр?

– Трава. – Ричард сделал неопределенный жест рукой.

– Овощи, сэр? Я готовить всяка салата из ваша страна очень вкусна, сэр. Для профессор Ланд я готовить всяка-всяка салат.

– Я имел в виду целебные травы.

– Целебные? Идите к доктор в Медицинска центр.

– Мне нужны африканские травы, Харрисон.

– Но, сэр, они плохие, от колдуна. Дьявола штука.

– Понятно. – Ричард сдался. Можно было догадаться, что к Харрисону, с его страстью ко всему иностранному, и обращаться не стоило. Лучше спросить Джомо.

Дождавшись прихода садовника, Ричард смотрел в окно, как тот сажает, а затем поливает лилии. Поставив на землю лейку, Джомо принялся собирать продолговатые бледно-желтые плоды зонтичного дерева, что нападали за ночь и лежали на газоне. Ричарда всюду преследовал сладковатый, приторный запах гниющих плодов; отныне этот запах всегда будет напоминать ему о Нсукке. Ричард подошел к Джомо – в руках у того была сумка из рафии, набитая плодами.

– С добрым утром, мистер Ричард, сэр! – поприветствовал его Джомо, как всегда, торжественно. – Если хотите, я отдам вашему слуге. Я не хотел забирать их себе. – Поставив сумку на землю, Джомо взял лейку.

– Не надо, Джомо. Мне они не нужны… Кстати, вы знаете какие-нибудь травы для мужчин? Для тех, у кого не получается… с женщиной?

– Знаю, сэр. – Джомо даже не оторвался от работы, словно с подобными вопросами к нему обращались каждый день.

– Знаете травы для мужчин?

– Да, сэр.

У Ричарда от радости замерло сердце.

– Вот бы взглянуть на них, Джомо.

– Мой брат был очень несчастливый: его первая жена не беременная и вторая жена не беременная. Дибиа[40] дал ему одну травку, и он жевал. Теперь обе его жены беременные.

– Отлично! Можете раздобыть для меня эту травку, Джомо?

Джомо оторвался от работы и взглянул на Ричарда, его мудрое морщинистое лицо светилось теплотой и состраданием.

– Белым она не помогает, сэр.

– Да нет же! Я хочу о ней написать.

Джомо покачал головой:

– Вы приходите к дибии и там, у него, станете жевать. А писать про это нельзя, нет, сэр. – Джомо покачал головой и продолжил поливать, что-то монотонно напевая.

– Понятно. – Ричард пошел к дому, стараясь не выдать разочарования; он развернул плечи и напомнил себе, что хозяин здесь все-таки он.

У входа стоял Харрисон, делая вид, что протирает стеклянную дверь.

– Джомо что-то делать не так, сэр? – встрепенулся он.

– Я просто расспрашивал его кое о чем.

Слуга сник. С самого начала было ясно, что повар и садовник невзлюбили друг друга и каждый считает себя лучше другого. Однажды Ричард услышал, как Харрисон запретил Джомо поливать под окном кабинета, чтобы плеск воды не мешал хозяину работать. Харрисон стоял под самым окном и едва не кричал – чтобы хозяин уж наверняка услышал. Ричарда забавляло и стремление Харрисона выслужиться, почтение к его писательству; у Харрисона вошло в привычку каждый день смахивать пыль с печатной машинки – хотя она и не пылилась, – а если в корзине для бумаг он находил страницы рукописи, то ни за что не хотел их выбрасывать. «Вам они больше не нужны, сэр? Точно не нужны?» – допытывался Харрисон, держа в руках смятые листы, а Ричард в ответ твердил, что точно не нужны. Интересно, как отреагировал бы Харрисон, узнай он, что хозяин плохо представляет, о чем пишет, что набросал очерк об археологе и вышвырнул, затем – историю любви англичанина и чернокожей женщины и тоже вышвырнул, а теперь приступил к рассказу о жизни захолустного нигерийского городка. Материал он черпал в основном на вечерах у Оденигбо и Оланны. Ричарда принимали как своего, не выделяли среди остальных, и, может быть, потому ему было уютно сидеть на диване в гостиной и слушать.