– Я расстался со Сьюзен, – выпалил он. – Живу в гостинице «Принсвилл» в Икедже. До отъезда в Нсукку заберу у нее вещи.

Во взгляде Кайнене он прочитал удивление и что-то еще, не совсем понятное. Раздумье, быть может?

– У нас с ней не было будущего, – продолжал Ричард. Нельзя, чтобы Кайнене догадалась, что причина в ней. Еще не время.

– Тебе понадобится слуга, – сказала Кайнене.

– Что?

– Слуга в Нсукке. Стирать белье, прибирать дом.

Ричарда смутил столь неожиданный переход.

– Зачем? Я и сам управлюсь, давно живу один.

Кайнене вроде и не слышала.

– Попрошу Оланну подыскать кого-нибудь. – Она достала из портсигара сигарету, но зажигать не стала. Отложив ее на ночной столик, подошла к Ричарду и обняла его. Ричард от неожиданности даже не ответил на объятие. Кайнене никогда не обнимала его так крепко, разве что в постели. Сама Кайнене тоже как будто растерялась – сразу отстранилась и закурила. Потом Ричард часто вспоминал ее порыв, и его не покидало чувство, будто в тот миг рушилась стена.


Спустя неделю Ричард уехал в Нсукку. Он вел машину не спеша, то и дело съезжал с дороги, чтобы свериться с картой, которую нарисовала для него Кайнене. Переехав через Нигер, решил завернуть в Игбо-Укву. Очутившись на земле игбо, он хотел взглянуть на место, где нашли оплетенный сосуд. Тут и там попадались цементные дома; они выглядели чужеродно среди живописных глинобитных хижин, теснившихся по обе стороны немощеных улочек, таких узеньких, что Ричарду пришлось оставить машину на краю поселка и последовать за пареньком в шортах цвета хаки, видимо привыкшим водить туристов. Звали его Эмека Анози. На раскопках он был подсобным рабочим. Он показал Ричарду прямоугольные канавы на месте раскопок, лопаты, поддоны, в которых чистили бронзу.

– Хотите поговорить с моим отцом, нашим старейшиной? Я буду переводить, – вызвался Эмека.

– Спасибо. – Ричарда слегка ошеломил и теплый прием, и соседи, которые подходили и говорили: «Здравствуйте. Nno, добро пожаловать», – хотя он и явился без приглашения.

Анози-старший был в засаленном покрывале, завязанном узлом на шее сзади. Он провел Ричарда с Эмекой в свою полутемную, пропахшую плесенью хижину. Хоть Ричард и знал историю находок, но все равно задал вопрос. Анози-старший вдохнул щепотку табаку и начал рассказ. Лет двадцать назад его брат рыл колодец и наткнулся на что-то металлическое – оказалось, сосуд. Там же он нашел еще несколько, выкопал, отмыл и созвал соседей посмотреть. Сосуды были тонкой работы, выглядели так, будто их сплели из металлических нитей, и всем в них чудилось что-то смутно знакомое, но никто не мог припомнить, где такие делают. Вскоре слух о находках докатился до окружного комиссара в Энугу, и тот велел отвезти их в Лагос, в Департамент древностей. После этого о сосудах долго молчали, его брат дорыл колодец, и жизнь пошла своим чередом. А несколько лет назад приехал белый из Ибадана и начал раскопки. Сперва долго тянулись переговоры – из-за хлева с козами и стены дома, которые надо было снести, – но работа пошла хорошо. Уже настал сезон харматана[39], боялись ураганов, и ямы прикрыли брезентом, натянутым на бамбуковые шесты. Нашли немало чудесных вещиц: сосуды, раковины, украшения, фигурки змей, горшки.

– И еще нашли захоронение? – вставил Ричард.

– Да.

– Как по-вашему, оно принадлежало царю?

Анози-старший одарил Ричарда долгим горестным взглядом и запричитал. Эмека засмеялся:

– Отец думал, вы из тех белых, которые знают, что к чему. Народу игбо цари неведомы, у нас жрецы и старейшины. Захоронение, должно быть, принадлежало жрецу. Но жрецы не угнетают людей, как цари. А сейчас белые поставили над нами назначенных вождей, и эти глупцы величают себя царями.