– Тебе придётся уйти, кабард, – сообщил старший.

Каролину наконец оттащили туда, где она спала. Старуха рыдала, не переставая. Остальные перешёптывались, не решая продавливать конфликт и далее. Дети сидели, как несмышлёные котята, молча и ничего не понимая. Лётольв и сам хотел поскорее убраться отсюда. Он встал, отряхиваясь от грязи донжона и людей, здесь живущих, и сказал:

– Спасибо, что приютили.

– Чекко, проводи нашего гостя до ворот, – сказал Лучано.

Он встал на ноги, прошёл к бойнице, выглянул на улицу. Небо над Провинцией успело расчиститься, так что солнце беспрепятственно ворвалось в низины, заливая цветочные поля, окрестные леса и затонувший Кутро алым золотом. Значит, ворота можно открывать безбоязненно. Он свистнул часовым – и задребезжал металл.

Викинг направился к выходу. Чекко увязался за ним. Норманн не оборачивался, резво спускаясь во двор. Мальчонка еле поспевал за ним.

Когда они вышли на свежий воздух, Лётольв смерил проводника чёрным взором и спросил озлобленно:

– Что ты ей наплёл?

– Сказал всё, как есть, – не стал врать парнишка.

– Плешивый был прав. Ты ещё слишком глуп и плохо разбираешься в людях, – холодно бросил ему Лётольв, точно плюнул, и направился к отворенным воротам.

Юнец остолбенел от услышанного, будто сражённый молнией. Наконец он опомнился и бросился за викингом, крича вслед:

– Эй!

Франческо нагнал викинга уже в проёме врат староимперского форта и потянул за рукав. Тот остановился в тени и повернулся к нему, продолжая испепелять взглядом. Мальчонка отдышался и сказал:

– Я всю свою жизнь жил по правде! С чего бы мне врать или недоговаривать?

– Не пойму, – проронил Иварсон, опустив глаза, – с чего ты это взял? Ты пресмыкаешься перед людьми, обречёнными на погибель. Сглатываешь все те словесные помои, которыми они в тебя плюют. Мечешься, но не можешь понять очевидного: они тебе не друзья. Для них ты – пустое место. На твоём месте я бы удрал от них при первой удобной возможности…

– Ты не понимаешь, чужак! – парировал Чекко, всплеснув руками. – Без них я не протяну. Один я и сам сдохну! Я никогда не был совсем один…

– По какой такой правде ты живёшь, если врёшь мне и себе сейчас? Надо уметь врать. Это жизненно необходимо. И ты врёшь, да не о том. Что хуже – самому себе, – сетовал Лётольв.

Он понимал бедственное положение мальчишки, равно как и то, что принять решение наподобие избранного Иварсоном тот не сумеет. Быть может, никогда.

– Хочешь сказать… – Франческо напрягся. – ты норманн?

«Неужто догадался?»

Викинг ответил не сразу. Лицо его стало каменным.

– Я из норманнов. Мой отец – норманн. Но моя мать из Илантии.

Сопляк осёкся, позеленев от приступа тошноты, что поднялась к горлу. Старший видел его насквозь, ведь он и впрямь совершенно не разбирается в людях.

– И ты, гнусный лжец-дикарь, учишь меня тоже врать? Да пошёл ты, Риккардо, или как тебя там! Липовый кабард! Ты хуже гадюки! – бравировал мальчонка.

Чаша терпения у Лётольва переполнилась. Всеми гонимый, всеми отринутый. Сам по себе, как того желал Бог внутри.

Гнев овладел им. Викинг поднял на проводника руку, не подозревая, чем это кончится. А между тем сила, заключённая в теле самозванца, раскрылась.

Чекко встал, как вкопанный, и широко распахнул глаза, наблюдая, как чёрные глянцевые щупальца оплетают его тело. Он дёрнулся, в ужасе лишь пикнув. Астральный образ Лётольва вырвался из физической оболочки, напоминая огромный, на весь торс непроглядный зев Имира, окаймлённый частоколом зубов.

Щупальца, придушивая мальца, стянулись и поломали его конечности. Всплеск боли сравним с фатальным падением, и всё же малец оставался жив. Считанные секунды, пока он хоть и в тумане, но осознавал явь. Пасть приняла его, смятого, как лист бумаги, в себя и затворилась.