Я ничего об этом не знала, но сделала вот что: перечитала сообщение еще раз в поисках приписки «шутка» или joke и, не обнаружив ее, решила перезвонить и задать вполне конкретный вопрос: «Что **** (здесь как раз точно непереводимо, но весьма логично) происходит?» Абонент был недоступен.

О, как я была зла на этого абонента! Наспех собралась, на всякий случай одевшись посимпатичнее, в белое хлопковое платье и босоножки на каблуках, чтобы сто раз подумал, стоит ли терять такую. И поехала выяснять подробности лично, не обращая внимания на своих недоумевающих родителей. Такси домчало меня до знакомой девятиэтажки за несколько минут. Все, как в тумане: я даже не заметила, как оказалась на нужном мне этаже. Дверь была не заперта. Я осторожно заглянула внутрь. В коридоре никого. От глухой тишины становилось страшно. Я не знала, что я вижу дальше: может, в квартире никого нет, а, может, там то, что видеть мне совсем не нужно. Например, постельная сцена с тремя блондинками или брюнетками, которых он предпочел приличной мне.

«Господи, умоляю, только не это!» – шептала про себя я.

Я вздрогнула. Тишину нарушил грохот стеклянных бутылок, о которые я споткнулась прямо на пороге. Там же валялся скомканный лист. Я подняла и развернула его. С черно-белого распечатанного на принтере фото смотрела улыбающаяся девушка с раскосыми, как у китаянки глазами. Я знала, кто это. Он показывал мне ее раньше. Его бывшая из Турции, с которой он встречался еще в школе. У них там что-то не сложилось, и я знала, что какие-то воспоминания о ней его все еще не отпускали. Рассудив, что скомканное фото означает только одно ― мою победу над воспоминаниями о ней, я наступила на лист и шагнула в зал.

«Кто там?» – донеслось откуда-то из полутемной комнаты. Это был голос моего турка.

Я нашла его в весьма нетипичном состоянии. Он был пьян. Таким я его никогда не видела. Если вы думаете, что все турки не пьют, позволю себе разочаровать вас, но чуть позже не в этой главе. Пока знайте, что это тоже стереотип.

Он сидел на кресле и немигающим взглядом смотрел в работающий без звука телевизор. Я окликнула его, но он не отреагировал. Подошла ближе и положила руку ему на плечо. Он посмотрел на меня так пронзительно, что стало не по себе. В его глазах стояли слезы.

Я обещала не обобщать, но здесь придется. Турки импульсивны и все эмоции переживают на полную катушку. С возрастом это немного притупляется. Но если злятся, то злятся, не стесняясь в выражениях. Если радуются, то радуются, и об этом узнает весь мир, включая тетушку Айше, какую-нибудь подругу подруги маминой подруги. Они обидчивы и порой злопамятны. Для них поссориться с кем-то и не общаться месяцами ― обычное дело, даже если это близкий родственник. Хотела добавить, что турки похожи на итальянцев. Но, боже мой, что я знаю об итальянцах? Снова набор стереотипов? Плюс-минус ничего? Ровно столько, сколько я знала тогда о турках.

Вернемся в ту темную комнату на восьмом этаже. Признаться, я очень испугалась, увидев его состояние. Повторила вопрос о том, что происходит. И получила ответ, дублирующий то самое сообщение, что нам не судьба быть вместе безо всяких оговорок. Я могла бы подумать, что это все блеф, что он нашел кого-то лучше меня и просто пытается от меня избавиться. Но по его виду было ясно, что он переживает не меньше моего. Последнее, что я услышала от него, было: Lütfen git! Что означало «пожалуйста, уходи!»

Я оторопела, пыталась задавать какие-то вопросы. Но не получив ни на один ответа, молча вышла из квартиры, глотая слезы. Куда идти, я не знала. И здесь бы подошло красочное описание о том, как я шла в никуда, блуждая по полусонному городу. Но Липецк на столько мал, что даже если бы я шла с закрытыми глазами, уперлась бы в стену родного дома. Ноги сами бы «привели» по нужному адресу. Поэтому я просто шла, сняв натиравшие ноги босоножки, и размазывала потекшую тушь по лицу. Я очень не хотела идти домой. Боялась, что расскажи я об этом родителям, они бы непременно сказали, что это все закономерно и глупо было бы на надеяться на что-то другое в этой ситуации.