Как спринтер на короткой дистанции, я метнулась в дом и, как самый лучший паркурщик этого мира, цепляясь по стене, вихрем взлетела вверх на полку. Только успела вилы схватить, оборотень уже тут как тут, лез ко мне. Глаза свои желтые прищурил, уши к башке бестолковой прижал, а на морде вопрос нарисован: «Как бы тебя выловить?». Я угрожающе махнула своим оружием.

— Два удара восемь дырок! Отвали, Нил Ильич! — предупредила я его. Оборотень попятился назад. — Давай! Давай! Иди, на охоту там сходи, корми свою гостью.

Он вскинул бровь, самую натуральную, развернулся и ушёл. Я облегчённо выдохнула: и долго я так продержусь? Понятно же,  для чего он меня приволок к себе.

5

Первым делом я убрала волосы в тугую причёску, чтобы не разваливались. Развернула бурную деятельность в этом гиблом месте. Разделила мусор. Кости, жестянки, не пригодные в хозяйстве, выбросила на улицу. Всё, что могло гореть, кинула в печку и за печку. Нашлись спички: их было с запасом на печной полке. Я развела огонь, радуясь тому, что труба не засорена, а то ведь чистить-то её я не умела. Хотя и готова была научиться.

  Когда выходила во двор, решила поправить дверь. Она оказалась очень тяжёлой, пришлось вспоминать физику и соображать рычаг, чтобы приподнять полотно и насадить на петлю. Вообще этот дом был добротный: не сразу заметила, но у каждого окна были железные ставни, закрывающиеся внутри. Похоже на крепость.

Доски одна за другой ложились в стопку, туда же уходили ветки, я очистила стол. А за ним на стене вырисовался контур двери. Двинув тяжёлую мебель в сторону, я открыла скрипучую дверь и очутилась в подсобном помещении. Это оказалась пристройка к дому с малюсенькими окошками у крыши. Тут царил порядок. На стеллажах были разложены вещи первой необходимости. Десяток кусков хозяйственного мыла, гора свечей, упакованные в полиэтилен спички, керосиновая лампа. Много мелочей и самый настоящий примус с горючим в зелёной канистре. Цивилизация! В пластиковых бочках на земляном полу я обнаружила сахар, соль, мёд, затвердевший до каменного состояния, и муку.

А не испечь ли мне пирожков и не послать ли их с чудищем к дедушке?

И всё бы было прекрасно, но вид склада портила дальняя стена с верёвками, цепями, крюками и капканами. Я опечалилась, не потому что испугалась этих предметов, а потому что с таким инвентарём у меня был реальный шанс сбежать. А я уже и уборку сделала, даже жалко стало. Взяв верёвку, фонариков, свечей и тупой нож, вернулась в дом. Привязав веревку к ведру, отправилась по воду.

Ильич вернулся поздним вечером, когда я уже на чугунной сковороде напекла лепёшек. Могла бы и блинов, да ни масла, ни жира не было. Вот и решила, что лепёшки самый лучший вариант. В доме чистота, горели фонарики, в камине тлели угольки. На чистом столе стопкой лежала моя выпечка, в помятом алюминиевом  чайнике, который я намыла с песком, заварены травы и ягоды. Я старалась, и у меня получилось. Тепло и уютно, так красиво, что зверь замер под моей полкой, раскрыв пасть и рассматривая своё жилище. В одной лапе он держал тушу кабанчика, другой пригладил свою длиннющую косматую бороду.

— Ну, как? — с самодовольной улыбкой поинтересовалась я. — Видал, как женщины человеческие умеют?

Постояв ещё немного, это животное опрокинуло тушу прямо на стол. Я едва успела убрать свои драгоценнейшие лепёшки с мёдом. Из перегрызенного кабаньего горла прямо на столешницу текла кровь.

— Я не умею туши разделывать, — недовольно поморщилась.

Уши-домики вняли моим жалобам. Оборотень набросился на кабанчика и разорвал его на куски. Мне прямо в лицо прилетели почки, я заверещала, как ошпаренная, в панике скидывая с себя кишки и размазывая кровь по джинсовке.