От пережитого кошмара я осела на пол и перевела дух. Никогда и никто так на меня не орал. Родители в детстве даже не ругали, в школе у меня не было больших конфликтов, я вообще дипломат по жизни, поэтому агрессия для меня в диковинку. Не подвергалась насилию, унижению или моральному давлению. Я в этом плане жила в розовых очках. Даже сложившаяся ситуация для меня не казалась безвыходной, и раз оборотень на своё имя или кличку отреагировал, значит, не всё потеряно. Отдышавшись, я осмотрелась. Ладно, гад, я сейчас прощупаю обстановку и сбегу от тебя.

В домике было две печки. Одна находилась почти посередине помещения, напоминала шведку с варочной панелью, напротив — переломанная мебель. Вроде кухня, в ней стол целый, но заваленный костями и сухой травой. На второй печи — доски и шкуры. Я с оглядкой на дверь, медленно подошла к ней, приподняла шкуры, под ними обнаружился настоящий камин, выложенный камнями. Напротив него — кровать, низкая, захламлённая старой одеждой.

На полу у кровати валялся мой выпотрошенный рюкзак. Ароматный блеск для губ был наполовину откушен, погрызены карандаши и помада, вылизана пудра. Я быстро сложила уцелевшее нижнее бельё, прокладки обратно в рюкзак. Нашла свои документы. Паспорт и банковские карточки перекочевали во внутренний карман джинсовой куртки.

На полу валялись  коробки из-под продуктов питания, из которых уцелели только железные и пара пластиковых, а также  почти сгнившие бумажные обёртки и покорёженная алюминиевая посуда. Я обошла кругом печку-шведку, обнаружив за ней кочергу и настоящие вилы на хорошем древке. Свой рюкзак я закинула на полку под крышей и с опаской вышла в открытую дверь.

Заросшая поляна. Аромат трав и хвои, жаркое солнце и жужжащие насекомые.  Рядом с домом — покосившейся навес, над кольцом колодца, выложенного тоже камнями: кирпичи до этого места вряд ли довезти возможно, если только самостоятельно делать.

 Около колодца развалился оборотень, заложив руки за голову, грелся на солнце нога на ногу, закусив травинку в пасти. Лежал, балдел. Приоткрыл один глаз, когда я вышла. Странно я его воспринимала, как полоумного человека, а не как мифического зверя.

Я медленно обходила дом вокруг, задевая ладонями высокую, колосящуюся траву. Крыша на доме была железная, трубы добротные. Здесь когда-то жили люди, держали птицу, сохранился хлев. Две покосившиеся пристройки, отдельно стоящий маленький домик, напоминающий баню. Скорей всего это она и была. Торчали кусты смородины, почти не видные в зарослях. Три яблони с алыми яблочками на кривых ветвях. Завораживала и пугала эта запущенная усадьба.

А кругом непролазной стеной стояла дремучая тайга, возвышаясь надо мной сплошным частоколом мохнатых елей. Даже тропинки никакой сквозь заросли не было. Куда бежать, для меня оставалось тайной. Нужно было рассмотреть деревья и определиться с направлением: где север, где юг. Если бы удалось вырваться, собиралась спешить на юг, там ориентировочно должна быть железнодорожная станция, до которой мы так и не доплыли с девками.

Обойдя дом вокруг, я вернулась к колодцу. Нога моя наступила на что-то мягкое. Я нагнулась. В траве  лежало порванное портмоне неопределённого цвета,  слегка присыпанное землёй. Откопав его, взяла в руки, оно почти всё рассыпалось. Под грязной плёнкой оставшегося куска на краешке удостоверения были видны затёртые буквы: «Лихо Нил Ильич ». Уржаться можно. По какой причине Ильич так одичал? Крутанул колесо эволюции и деградировал от человека с удостоверением до животного, неизвестного науке вида.

Почувствовала пристальный взгляд сзади. Надо было быть осторожной и не нагибаться прямо перед жёлтыми паскудными глазищами. Сама и спровоцировала. Медленно выпрямилась, покосилась на зверя. Тот с возбуждённым органом продолжал пялиться на мой зад. Лапой провёл по красному стволу вверх и вниз и начал приподниматься.