Вспоминаю, как сколько-то лет назад по очередному указанию «сверху» лошади «изгонялись» из нашего сельского хозяйства, и колхозники, не имея душевных сил везти их на мясокомбинаты, выпускали лошадей на волю. Они забредали в города. Их и тут полагалось ловить и отвозить по назначению, но многие горожане, особенно школьники, скрывали четвероногих бродяг в зданиях, приготовленных под снос, в полуразвалившихся сараях. Устраивали им навесы в пригородных лесах и рощах.

Одна старушка из деревни, работающая дворником, несколько недель вместе с ребятней прятала забредшего в Киев старого гнедого беглеца. Днём он скрывался в тесной каморке мусоросборника, куда буквально втискивался, а к ночи его выводили погулять. Пока он дышал воздухом, старушка подставляла под мусоропровод контейнеры, вытаскивала их, затем «конспиратора» снова заводили в эту импровизированную конюшню. В город конь вошёл – кожа да кости, а спустя несколько недель округлился на вкусном угощении, которым его потчевали почти все жильцы девятиэтажного дома. Когда он отъелся, отдохнул и даже помолодел, пришли руководящие дяди из домоуправления и увели гнедого под плач детворы и причитания старушки.

А как было бы здорово, если бы эти, доработавшие до старости, умницы-лошадки доживали свой век на пришкольных участках, радуя детей своим присутствием, пробуждая любовь к природе, доброту и человечность. Да, да, именно человечность, потому что первый кусок хлеба, отданный животному, – это первый шаг ребенка к великому званию: Человек. Не случайно фашисты, готовя в командах «гитлерюгенд» будущих палачей, заставляли каждого сначала вырастить кролика, апотом собственноручно его умертвить, понимая, что убийство животного – первый шаг к убийству человека.

В одном киносценарии я нафантазировал город моей мечты, где по улицам, не обижая друг друга, прогуливаются люди и животные: студенты, зебры, мамаши с детьми, косули, пенсионеры, павлины, военные, утки с выводками утят. А по мостовым скачут на лошадях инженеры с рейсшинами на боку. На троллейбусной остановке кого-то поджидает верблюд, нагруженный авоськами. По балконам, увитым диким виноградом, как по лианам, прыгают обезьяны. Поливальные машины разбрызгивают по бульварам каскады зерна, к которому слетаются воробьи, синицы, щеглы, попугаи. У киосков с мороженым в очереди стоят пионеры и пингвины…

Да, пока это – наивная фантазия. Но я верю: когда мы перестанем покорять природу, а начнем её уважать, любить и мирно сосуществовать с ней, когда поймем, что наши меньшие братья – не двоюродные, а родные, тогда такая утопия может стать реальностью. Ведь есть уже заповедные леса, заповедные горы, заповедные пустыни – почему же не быть и заповедным городам? Животные и сейчас живут с нами рядом, но не на равных – без прав и охранных грамот, отданные не только нашей доброте, но и нашей жестокости и равнодушию. А ведь животные в городе – это целый пласт жизни: судьбы, характеры, драмы и трагедии. Я знаю много историй о наших четвероногих и крылатых согражданах – несколько из них сейчас расскажу.

У меня был кот, старый, потертый, потрёпанный. Его звали Виля. Всю свою жизнь он провёл накрышах и чердаках в окружении мурлыкающих поклонниц и шипящих соперников. Он умел драться, был весь в шрамах, с оторванным ухом. Однажды я наблюдал, как он эффектно, по-мушкетерски, раскидал трёх своих противников.

Проведя бурную неделю драк и любви, он возвращался домой, дня два отлеживался на кухне и снова мчался на поиски приключений. С годами он обрюзг, обленился и уже большую часть времени проводил на кухне. Он вообще уже не бегал бы на чердак, но ему приходилось поддерживать прежнюю репутацию. Когда на чёрном ходу раздавалось нежное призывное мяуканье, Виля прикрывал голову лапой и делал вид, что не слышит… Если нежные призывы не прекращались и кот видел, что я за ним наблюдаю, он нехотя вставал, потягивался и тоскливо направлялся к двери.