Зло это есть развратъ, пороки и упадокъ духа Русскаго войска. Въ Россіи, столь могущественной своей матерьяльной силой и силой своего духа, нтъ войска; есть толпы угнетенныхъ рабовъ, повинующихся ворамъ, угнетающимъ наемникамъ и грабит[елямъ] и въ этой толп нтъ ни преданности къ Царю, ни любви къ Отечеству – слова, которыя такъ часто злоупотребляютъ, ни рыцарской чести и отваги, есть съ одной стороны духъ терпнія и подавленнаго ропота, съ другой духъ угнтенія и лихоимства. —

И скорбны и непостижимы явленія ныншней войны! Россія, столь могущественная силой матерьяльной, еще сильнйшая своимъ духомъ – любовью къ Царю и Отечеству, Россія, столько лтъ крпчавшая подъ мудрою, мирною державою,^>9 не только не можетъ изгонять дерзкой толпы враговъ, ступившей на ея землю, но при всхъ столкновеніяхъ съ^>10 ними – скажу правду – покрываетъ срамомъ свое великое имя. – Нравственное растлніе войска: вотъ причина сихъ печальныхъ явленій. —

Изъ какихъ началъ состоитъ наше войско? – солдаты, офицеры, генералы, Главнокомандующіе.

Солдатъ – бранное поносное слово – въ устахъ нашего народа, солдатъ существо, движимое одними тлсными страданіями, солдатъ существо грубое, грубющее еще боле въ сфер лишеній, трудовъ и отсутствія основаній образованія, знанія образа правленія, причинъ войны и всхъ чувствъ человка. Солдатъ иметъ по закону только строго необходимое, а въ дйствительности мене того, чтобы не умереть человку сильнаго сложенія – отъ голода и холода слабые умираютъ. Наказаніе солдата за малйшій проступокъ есть мучит[ел]ьная смерть, высшая награда – отличіе, дающее ему право, присущее человку, – быть не битымъ по произволу каждаго. Вотъ кто защитники нашего отечества.

У насъ есть солдаты 3-хъ родовъ – я говорю про армейскихъ, которыхъ знаю. Есть угнетенные, угнетающіе и отчаянные.

Угнетенные – люди сроднившіеся съ мыслью, что они рождены для страданія, что одно качество возможное и полезное для него есть терпніе, что въ общественномъ быту нтъ существа ниже и несчастне его. Угнетенный солдатъ морщится и ожидаетъ удара, когда при немъ кто-нибудь поднимаетъ руку; онъ боится каждаго своего слова и поступка: – каждый солдатъ – годомъ старше его, иметъ право и истязаетъ его, и онъ, угнетенный солдатъ, убжденъ, что все дурно, что только знаютъ другіе, хорошо же то, что можно длать скрытно и безнаказанно. Офицеръ веллъ дать 100 розогъ солдату за то, что онъ курилъ изъ длинной трубки, другой наказалъ его за то, что онъ хотлъ жениться; его бьютъ за то, что онъ смлъ замтить, какъ офицеръ крадетъ у него, за то, что на немъ вши – и за то, что онъ чешется, и за то, что онъ не чешется, и за то, что у него есть лишніе штаны; его бьютъ и гнетутъ всегда и за все, потому что онъ, – угнтенный и потому что власть имютъ надъ нимъ бывшіе угнтенные – самые жестокіе угнтающіе. Угнтенный не получаетъ ^>1/_>3 того, что ему даетъ правительство, знаетъ это и молчитъ, включая всхъ начальниковъ въ одно безъисключительное чувство подавленнаго презрнія и не-любви – «господъ много, всмъ надо жить», вотъ его мнніе. Зародышъ чувства мщенія есть въ душ каждаго, но оно слишкомъ глубоко подавлено угнтеніемъ и мыслью о невозможности осуществить его, чтобы обнаруживаться. Но, Боже! какіе ужасы готовитъ оно отечеству, когда какимъ-нибудь случаемъ уничтожится эта невозможность. Теперь же чувство это являетъ себя въ т минуты, когда мысль о близкой смерти уравниваетъ состоянія и уничтожаетъ боязнь. Въ бою, когда сильне всего должно бы было д