Іоанна XI 25—26
Я есмь воскресеніе и жизнь.
«Что это какая нынче кореспонденція», подумалъ Дмитрій Нехлюдовъ, выйдя изъ своей спальни въ столовую и разбирая письма и бумаги, лежавшія въ столовой на накрытомъ блой скатертью стол рядомъ съ его приборомъ пахучаго кофея съ калачемъ, сухарями и кипячеными сливками.
– Заспалися, батюшка, тутъ человкъ дожидается, – сказала изъ другой двери вышедшая растолствшая его нянюшка Прасковья Михайловна.
– Сейчасъ, няня, сейчасъ, – отвчалъ виновато Нехлюдовъ, поспшно разбирая письма – Отъ Кармалиныхъ человкъ? – сказалъ онъ, взявъ въ руки>42 красивымъ знакомымъ почеркомъ надписанное письмо на толстой срой бумаг, чуть пахнувшей чмъ то пріятнымъ. – Зачмъ же дожидается?
– Отвта ждутъ. Я уже ее чаемъ попоила,>43 – отвтила няня, покачивая головой и щуря глазъ.
Письмо было отъ Алины Кармалиной,>44 съ которой у Нехлюдова установились въ последнее время такія отношенія, при которыхъ недостаетъ только слова для того, чтобы только дружески знакомые вдругъ стали женихомъ и невстой и мужемъ и женою.
Знакомы и дружны были семьи Кармалиныхъ и Нехлюдовыхъ уже давно – дружны были матери и дти, когда-то были на ты и играли вмст, т. е. такъ, какъ могли играть вмст мальчикъ 14 лтъ съ 8-лтней двочкой. Потомъ они жили въ различныхъ городахъ и рдко видлись. Только въ ныншнемъ 18..>45 году они опять сблизились. Кармалины, какъ всегда, жили въ Москв, а Нехлюдова мать провела этотъ послдній годъ своей жизни тоже въ Москв. Сынъ жилъ съ нею. Тутъ то во время болзни и смерти матери и посл нея и установились между Дмитріемъ Нехлюдовымъ и Алиной Кармалиной эти предшествующіе обыкновенно браку близкія и тонкія отношенія. Мать Нехлюдова желала этаго, также и Кармалины. Больше же всхъ желала этого Алина. Она говорила себ, что она никого такъ не любила, какъ Дмитрія Нехлюдова,>46>и, если бы была мущина, уже давно сдлала-бы ему предложеніе. Началось это для нея съ того, что она взялась за то, чтобы во что бы то ни стало ap[p]rivoiser, niveler,>47 какъ она выражалась, и исправить Нехлюдова, исправить не въ томъ смысл, чтобы освободить его отъ пороковъ, – она, напротивъ, считала его слишкомъ добродтельнымъ, – но снять съ него его странности, наросты, крайности, удержавъ его хорошее, снять съ него лишнее, нарушающее изящество и гармонію. И она своей легкой рукой усердно принялась за это дло и не успла оглянуться, какъ въ процесс этаго занятія она влюбилась въ него такъ наивно и опредленно, что ей, двушк,>48 отказавшей 4 прекрасныя партіи и ршившей не выходить замужъ и вполн отдаться искусству – музык, которую она дйствительно любила и въ которой была необыкновенно способной, – такъ влюбилась, что ей, 28 лтней двушк, страшно становилось за себя, страшно за то, что онъ не полюбитъ ее такъ, какъ она полюбила его.>49
Со времени смерти матери его прошло уже 3 мсяца. Потеря эта, которая для него была очень чувствительна, не могла быть причиной его молчанія. Онъ, очевидно, дорожилъ отношені[ями] съ нею, но не высказывалъ. И это мучало ее. Онъ же не высказывалъ по двумъ кажущимся противорчивымъ причинамъ. 1-я то, что онъ не настолько любилъ ее, чтобы ршиться связать свою свободу, 2-я то, что онъ, 34-лтній человкъ, съ далеко нечистымъ прошедшимъ, и человкъ, до этихъ лтъ ничмъ не проявившій себя, ничего не сдлавшій, считалъ себя вполн недостойнымъ такой чистой, изящной и даровитой двушки. Онъ не ршался сдлать предложенія и потому, что колебался еще въ душ, и потому, что боялся, что ему откажутъ.