Эх! Все было замечательно. Да вдруг хозяин ни с того ни с сего решил, что колодец стал пересыхать из-за меня. Что на него нашло – ума не приложу. Ну а дальше помещик оказался колдуном и превратил меня в фазана. Взял ружье… Я еле ноги… крылья унес. Теперь вот здесь. Возьмите меня, не пожалеете.

– Хорошо, Тео. Оставайся. Будешь хорошо служить, будет у тебя всего в достатке.

– Не извольте беспокоиться, господа.

– Но тебе надо стать скромнее. Человек не должен похваляться. Это невоспитанность, – назидательно произнес старший брат. – Скажи, а знаешь ли ты грамоту? Умеешь ли считать? Сколько будет, если сложить пять и семь?

– Нет, господин. Такая наука простым слугам без надобности.

– Да как же тебя на рынок посылать, когда ты пять к семи прибавить не можешь?

– Ума не приложу, зачем мне прибавлять пять к семи. Это пущай ученый господин Ворон знает, как прибавлять. Ежели я на рынок иду, так там у меня не какие-то пять и семь, а пять денье за молоко и семь денье за сыр. Итого дюжина денье. Тут считать не надо. Это и так ясно.

Тео был таким живым и непосредственным, что братья быстро привыкли к нему, а он к ним. И парень действительно оказался смышленым и работящим. А старший принц стал вести с ним долгие нравоучительные беседы, надеясь воспитать из простака Тео образцового горожанина.

Как бы ни было тяжело от несправедливости, по которой принцы лишились семьи и вынуждены были покинуть родные места, но жизнь на новом месте постепенно налаживалась. Прошла неделя или две, и из гильдии сорокопутов пришел человек с приглашением на прием.

Глава гильдии сорокопутов господин Шрайк выглядел очень скромно и говорил сдержанно. Тем не менее он произнес речь, которая тронула сердце одиннадцати принцев-лебедей и пришлась по нраву присутствовавшим на собрании старшинам гильдии.

– Мы тяжело трудимся, и нам нравится наша работа. Мы не станем подробно рассказывать о грязи, холоде и усталости, которые ежедневно сопутствуют нашим трудам. Вы не дождетесь того, чтобы мы жаловались. Также мы никогда не бахвалимся результатами.

Но мы никому не позволим сомневаться в том, что гильдия сорокопутов вносит огромный вклад в благополучие нашего благословенного Города Птиц. Только мы знаем, какие усилия стоят за тем, что у пекарей всегда есть мука, матери не бояться оставлять младенцев одних, уходя на рынок, а в библиотеке ратуши никто не грызет книги.

Крысы и другие мерзкие твари не чувствуют себя в нашем городе свободно. Горожане же, напротив, могут не опасаться, что в дом заползет змея или мыши съедят припасы. Может быть, мы извели еще не всех, но совершенно точно без нашей работы дела в городе шли бы гораздо хуже.

У нас есть свои обычаи и традиции. Я согласен, что старинная традиция сорокопутов оставлять знаки своей работы на остриях и колючках может тревожить обывателей. Мы уважаем традиции предков, но мы слышим и готовы воспринимать дуновение ветра современности. Мы открыты переменам.

И в знак нашей открытости мы приглашаем уважаемых принцев-лебедей послушать гимны, которые исполняют наши талантливые дети – наше будущее, лучшее, что у нас есть!

Из-за спин старших сорокопутов вышли мальчики, одетые, как и взрослые, в простые серые плащи. Они выстроились в шеренгу и запели а капелла. Все выглядело очень достойно. А один из старшин гильдии подошел к братьям и предложил навестить их для обсуждения дальнейших совместных действий на благо города. Братья были очень рады.

Позже этот старшина приходил к ним. Сидя за большим столом у очага, они бурно обсуждали предстоящие перемены. Говорили о том, что сорокопуты могут не оставлять свои пугающие знаки. Это всего лишь очень старая привычка, она ничего не означает. И от нее легко можно отказаться. А в городе сразу станет немножко уютнее. Да и сам господин Шрайк сказал, что сорокопуты открыты переменам.