На представлении о том, что истинные цели, годные для всех людей, можно «открыть» и что они согласуются друг с другом, основываются, подчеркивал Берлин, все известные нам утопии. «На этом держится любой идеальный город, от “Государства” и “Законов” Платона, анархистского мирового сообщества Зенона и солнечного города Ямбула до утопий Томаса Мора и Кампанеллы, Бэкона, Харрингтона и Фенелона. Коммунистические общества Мабли и Морелли, государственный капитализм Сен-Симона, фаланстеры Фурье, различные сочетания анархизма и коллективизма у Оуэна и Годвина, Кабэ, Уильяма Морриса и Чернышевского, Беллами, Герцки и других… – все они покоятся на этих трех столпах, о которых я говорил…» [2, с. 671].

И. Берлин отмечает также, что предпринимавшиеся в Новое и Новейшее время попытки сблизить социальные и гуманитарные науки с естествознанием, распространить на них методологию естествознания усиливали убеждение в том, что существует только одна истинная система ценностей. Гельвеций, Гольбах, Д'Аламбер, Кондильяк и многие другие мыслители Нового времени под влиянием успехов естественных наук приходили к выводу, что при условии использования правильного метода исследования в отношении общества, политики, морали и личной жизни, могут быть раскрыты фундаментальные истины того же типа, что и истины, установленные в результате изучения природы. Если в познании природы ученые приходят к однозначным истинам, то это, по-видимому, возможно и в постижении социума и человека. А когда все ответы на важнейшие моральные, социальные и политические вопросы будут найдены, то люди будут следовать найденным истинам и установится совершенная жизнь.

Таким образом, согласно И. Берлину, существовала определенная традиция, ведущая начало от Платона, которая предполагала возможность единственного и окончательного решения всех социальных проблем. Именно этот «великий миф», как называет его Берлин, подвергся атаке к концу XVIII века со стороны представителей романтизма, волюнтаризма, различных разновидностей иррационализма.

К традиции европейского рационализма, связанной с поиском единственно истинных ответов на важнейшие вопросы и обосновании на этом совершенного общества, Берлин относит и марксистскую философию. Он указывает, что марксизм предполагал построение совершенного коммунистического общества, в котором будет достигнуто единство целей и не будет оснований для противоречий и конфликтов. «Марксизм зиждется на положении, что все человеческие проблемы разрешимы…», – пишет Берлин [17, с. 370]. На этом основании он относит марксистскую концепцию к ценностному монизму. Берлин также считает, что Маркс воспринимал реальность в духе классической европейской философии как единую рациональную систему, в терминах единой, всеохватной системы законов [17, с. 369–370].

И. Берлин полагает, что монизм в отношении ценностей сопряжен с нетерпимостью к людям, которые придерживаются иных ценностей, – нетерпимостью, которая может перерасти в фанатизм. В основе подобной нетерпимости лежит убеждение человека в том, что он обладает истиной, а все, кто придерживается иных взглядов, заблуждаются, и следовательно, их нужно наставить на путь истинный, применяя для этого все средства, во имя их собственного блага. В этом смысле монизм, считает Берлин, является корнем любого экстремизма, религиозного и светского.

Монизм в области ценностей, как подчеркивает Берлин, может использоваться и для оправдания антидемократизма и авторитаризма – оправдывая притязания тех или иных людей на управление обществом и миром в целом, поскольку тот, кто знает истину, должен, по-видимому, управлять теми, кто ее не знает. «Тем, кто знает ответы на некоторые из этих великих вопросов человечества, должны подчиняться, поскольку они одни знают, как должно быть устроено общество, как должны жить люди, как должны развиваться цивилизации. Всегда были мыслители, считавшие, что мир будет спасен, если всем будут управлять ученые, или люди, сведущие в науке. Нельзя найти лучшего оправдания или даже основания для неограниченного деспотизма части элиты, которая лишает большинство его неотъемлемых прав» [18, c. 58]. Притязания на управление миром могут высказываться и от лица определенных наций, идеологи которых полагают, что они могут просветить людей относительно правильных форм жизни. Поэтому монизм, подчеркивает Берлин, способен смыкаться с национализмом: «…я знаю как привести в порядок мир, а ты должен с этим согласиться, так как ты не знаешь; ты подчиняешься мне, потому что моя нация лучше всех, а твоя намного ниже моей и должна предоставить себя в качестве материала, моя нация единственная имеет право создавать лучший из возможных миров…» [18, c. 58].