Научный консенсус по вопросу о прямых фальсификациях на выборах ныне состоит в том, что это вторичный инструмент, который может играть важную роль в практике авторитарных режимов, но не обеспечивает устойчивого воспроизводства авторитаризма. Действительно, фальсификации – это наиболее простой и понятный для массовой публики механизм авторитарного контроля над выборами, и если они становятся фактом массового сознания и вызывают протесты, то политические потери режима могут значительно перекрыть полученные им выгоды. Более важным отличительным признаком авторитаризма является так называемый контроль над полем политических альтернатив, то есть способность властей либо исключать из избирательного процесса реальную и/или представляющую для него угрозу оппозицию, либо подрывать ее шансы на выборах, используя ограничения на ведение избирательной кампании.

Приведу пару примеров авторитарных режимов, при которых подсчет голосов на выборах проводился относительно честно, но это не препятствовало поддержанию политической монополии. В Египте главным инструментом режима с самого начала его электоральной фазы был закон о политических партиях, принятый при президенте Анваре Садате, в 1977 году, и в основном сохраняющийся по сей день. Этот закон вверял регистрацию партий специальной Комиссии по политическим партиям (КПП), которая формировалась при участии президента и двух палат парламента.

КПП была вправе регистрировать только такие партии, которые соответствовали сформулированным в законе критериям, остальным – отказывать, а если партия переставала им соответствовать, то лишать регистрации. В частности, ни программы, ни практическая деятельность партий не должны были противоречить основам исламского права, принципам «революций 1952 и 1971 годов» и «социальному демократическому порядку». Чтобы зарегистрировать партию, КПП должна была констатировать уникальность ее программы (потому что если такая же уже есть – то зачем новая?), а также установить, что партия не строится по конфессиональному, этническому, классовому или религиозному принципу. Кроме того, было прямо запрещено создание партий, отвергающих мирный договор с Израилем. Охотнее всего КПП регистрировала фиктивные оппозиционные партии, которые не представляли угрозы для режима и дискредитировали саму идею оппозиции. Например, была зарегистрирована партия «аль-Умма» Ахмеда Ас-Сабахи, автора популярного сонника. В число эксцентричных программных требований этого египетского аналога ЛДПР входили, например, распределение парламентских мест поровну между всеми зарегистрированными партиями и обязательное ношение фески.

Понятно, что закон 1977 года позволял отказать в регистрации любой партии. Так оно и было. Правда, в Египте – и это, конечно, коренное отличие от России – существует относительно независимая судебная власть, созданная еще в XIX веке по образцу наполеоновской Франции. Она служит предметом национальной гордости. Авторитарные лидеры Египта не решились ее уничтожить. Поэтому иногда отказы КПП удавалось оспорить в суде. Однако важнее другое. Именно независимая судебная система в течение десятилетий блокировала широкое распространение прямых электоральных фальсификаций в Египте. Оппозиционерам было трудно попасть в избирательный бюллетень, но если они туда попадали, то могли добиться победы по относительно честным правилам.

Еще более важную роль в поддержании честного подсчета голосов независимая судебная система всегда играла в другой стране с электоральным авторитарным режимом – Сингапуре. Существование этой системы стало, по мнению многих, одним из важных источников «сингапурского экономического чуда», потому что без независимого суда нет гарантий прав собственности, а без твердых прав собственности частная инвестиционная деятельность теряет смысл. Сингапурские суды стояли на страже честного подсчета голосов. Отсутствие фальсификаций на выборах признают и международные наблюдатели, и сингапурская оппозиция.