Не стоит ли для понимания происходящего переместить фокус внимания на взаимодействие акторов, занимающих позиции на разных уровнях политического пространства? Ограничивая анализ элитами и традиционными институциональными акторами, невозможно постичь этот процесс. И так ли уж важно знать, кто же все-таки, наверху или внизу, явился самым важным фактором распада системы? Один из наиболее любопытных аспектов – то, что происходит на границах институтов власти, то, каким образом последние теряют свою внутреннюю целостность и как некоторые акторы на их периферии становятся серьезными игроками в борьбе за власть в верхах. Хотя неформалы и не совершили «низовой революции», они ускорили процесс разложения партии и системы в целом.

Вторая причина, по которой некоторые исследователи не принимают во внимание значение неформальных клубов, состоит в том, что последние не вписываются во временны́е рамки, считающиеся релевантными. Многие работы, вдохновляющиеся транзитологией, берут в качестве отправной точки «демократизации» проведение первых свободных выборов (founding elections), которые определяются как «первые многопартийные выборы на состязательной основе, имевшие место после длительного периода авторитарного режима»22. Неформальные клубы появились до первых выборов, поэтому их часто игнорируют. Зато в центре неустанного внимания транзитологов всегда остается демократическое движение: его представляют как великого победителя на выборах народных депутатов РСФСР в марте 1990 года, ему ставят в заслугу победу Бориса Ельцина на президентских выборах в России в июне 1991 года.

Нормативный подход, принятый в транзитологии, заставляет усомниться в обоснованности априорной периодизации процессов перехода, которая руководствуется критериями, применимыми ко всем странам, – такая периодизация, как мы видим, накладывает серьезные ограничения на поле наблюдения и на выбор объекта исследования. Сомнения вызывает также понятие «основополагающие выборы», да и сама идея отправной точки перехода. В транзитологическом подходе этот момент требуется определить для того, чтобы понять, о каком типе перехода идет речь, и потом, при помощи сравнений, судить об «успехе» или «провале» того или иного пути развития. Телеологическое видение, лежащее в основе этой объяснительной модели, критиковали многие исследователи23, и такая критика тем более полезна, что труды по транзитологии легко применимы вне академического контекста, например для установления классификации стран по признаку их демократической «эффективности»24.

Если началом перехода считать «основополагающие выборы», то, применяя этот принцип к СССР, придется, как ни парадоксально, частично или полностью исключить из «перехода» саму Перестройку, поскольку она соответствует лишь фазе «либерализации»25.

Первые относительно свободные выборы относятся к 1989 году (Съезд народных депутатов СССР); однако, по мнению большинства транзитологов, они недостойны статуса «основополагающих выборов». Дж. Линц и А. Степан полагают, что эти выборы нельзя считать вполне свободными, поскольку часть депутатских мест была закреплена за КПСС и подконтрольными ей общественными организациями, процедура отбора кандидатов позволила партии избавиться от многих конкурентов и выборы эти проходили в отсутствие многопартийной системы26. Без особых на то доказательств Линц и Степан называют выборы 1990 года в российский парламент (Съезд народных депутатов) более «важными» (может, потому, что они были более состязательными, хотя официально КПСС оставалась монопольной партией). Затем некоторые наблюдатели пришли к мысли, что «основополагающие выборы» произошли в декабре 1993 года (выборы в Государственную Думу после роспуска и расстрела российского парламента по приказу президента Ельцина)