Выбор специализации происходит прежде всего в пользу экономики, истории (19 человек из 36, то есть половина поколенческого ядра) и в меньшей степени – в пользу философии и права, то есть дисциплин, имеющих политическое содержание; они (за исключением философии) позволяют избежать карьеры в идеологическом аппарате государства и партии и способны (особенно в случае экономики) дать доступ к интересным профессиональным позициям. Каждая политическая веха в истории СССР (военный коммунизм, нэп, коллективизация, оттепель) сопровождалась экономическими реформами, и всякий раз экономическая наука ставилась на службу государству. В 1960-е годы, как мы показали, это научное поле разделилось на два противоположных методологических, институциональных и идеологических полюса: «реформаторы» обосновались в поле математической экономики и эмпирических исследований экономических систем, заняв ведущие позиции в новых институтах, тогда как «консерваторы» удерживали влияние в теоретическом поле политэкономии и доминировали в Институте экономики. Поэтому неудивительно, что как только появляются кафедры математической экономики (или «кибернетики») и экономики социалистических стран, студенты охотно выбирают эти специализации, открывающие прямую дорогу в крупные реформистские исследовательские институты (ЦЭМИ, Новосибирский ИЭОПП, ИЭМСС). Из 5 неформалов, учившихся на кафедрах эконометрики, статистики и экономики социалистических стран, 4 поступили в один из этих институтов.

На втором месте среди специализаций, выбранных неформалами первой когорты, стоит история, дисциплина менее «идеологизированная», чем философия, и в то же время в советской университетской системе более близкая к тому, что один из наших неформалов назвал «политологией». Предпочтение истории в ущерб философии особенно явно в выборке первой когорты: в ней насчитывается 11 студентов-историков и всего 3 философа. Таблица 5 показывает отток студентов от философии к истории начиная с середины 1960-х годов.

Итак, наблюдается охлаждение интереса как к философии, в том виде, в каком она преподавалась в СССР, так и к карьерам, к которым она давала доступ (идеологические отделы партии и комсомола, преподавание марксизма-ленинизма). Историческое образование, хотя оно и позволяет держаться в отдалении от аппарата пропаганды, не ведет к престижным и «надежным» карьерам, на которые можно надеяться, обучаясь эконометрике, поскольку выпускники исторических факультетов в основном идут в учителя средних школ. Неформалы-историки, таким образом, стараются применять стратегии ускользания в момент распределения на работу по завершении учебы. В зависимости от наличных ресурсов (престижности вуза, где они учились, семейных связей и проч.) стратегии они выбирают разные. Некоторые отказываются от распределения, предварительно удостоверившись в том, что у них есть альтернативное назначение, – чтобы избежать обвинения в тунеядстве. Так, А. Фадин, выпускник МГУ, воспользовавшись связями отца из ЦК, получает место переводчика в Институте мировой литературы, а затем идет работать в ИМЭМО. Некоторые совершают тактические перемещения в ходе обучения, чтобы получить место в аспирантуре94: перейдя на факультет философии и защитив диссертацию в МГУ, В. Лысенко смог получить место преподавателя на кафедре научного коммунизма Московского авиационного института (МАИ). Другие неформалы иначе уворачиваются от учительской карьеры. С. Митрохин, студент филфака Московского государственного педагогического института им. Ленина (МГПИ), сумел избежать службы в армии, имитируя психическое расстройство. Прибегнув к этой стратегии, он тем самым закрыл себе доступ к преподавательским должностям.