– Звяк, боюсь нам надо куда-то спрятаться, на всякий случай.

– Они нас уже все равно увидели, наверное. – От волнения крылья единорога порхали, не унимаясь, словно он стал бабочкой.

Потоком воздуха слона стало относить все дальше и дальше, и, спустя минуту, где-то за кустами можжевельника послышался лёгкий хруст. Облако с принцессой полетело и упало дальше.

– Моё любопытство до пришельцев и довёдет. – Бабан решительно пошёл в сторону приземления.

– Я с тобой. Бояться вместе надёжнее.

Друзья пошли, не смотря под ноги, прямо по сочной землянике, чего обычно никогда не делали. Ежи бы им этого не простили, но сейчас случай был особенный. А с главным ежом Шуршем, которому сорока обязательно передаст о безобразии, разберутся потом.

В кустах можжевельника стоял треск. В воздухе летали сорванные со своих стебельков белые цветы, вперемешку с пушинками одуванчика. На звук, побросав все свои «дела», сбежались три шиншиллы с присоединившейся четвертой по имени Хрюк. На самом деле они были абсолютные бездельники, и при каждом удобном случае только и делали что спали, ели, и шутили свои шуршащие шуточки. Но перед всеми они вечно делали вид, что дико заняты делами, то и дело попадая в абсурдные ситуации. Вся долина смеялся над историей, когда они, завидев тащившего домой морковку бобра, не придумали ничего, кроме как пытаться приклеивать обратно к веткам опавшие осенние листья. Или, приметив ползущую к закату улитку – стали поливать ромашку сливовым морсом, который только что пили из большой кувшинки. Правда, ромашка на следующий день выпустила синие лепестки.

Бабан, Звяк и шиншиллы, сами того не заметив, не дыша, сбились в кучу. Треск стих. Взамен него, в полной тишине, нарушаемой лишь стуком дятла где-то далеко в соснах, послышался едва уловимый звон колокольчика. Такой, как будто в него не звонили, но тихо везли куда-то на деревянной тележке по зелёной поляне, а он – легонько подзынькивал. Из зеленых веток показалась круглая макушка. По бокам от неё зашуршало – и из неё расправились круглые уши, а снизу показался весь круглый слон целиком. Ну, разве что нижние лапы – там ведь точно лапы? Были скрыты за примятым кустом.

– Привет. – Увидев удивленных друзей, он прозрачным хоботом разгладил несуществующую прическу.

Ответом было молчание. Только лишь проснувшийся посреди дня от мудрой мысли и подлетевший минуту назад филин Фук, был неизменно вежлив. Впрочем, как и всегда.

– Здравствуйте. А вы, собственно, кто? – Фук, поправив вечно заляпанные очки, пытался разглядеть собеседника.

– Я? Я – слон. А что, не видно? – Своими глазами-бусинками он оглядел сам себя, и одуванчик в лапе. – Всё на месте, вроде. Хотя, кажется, чего-то не хватает.

Единорог, сделав несмелый шаг вперед, ткнул лапой в направлении живота слона.

– Хоть и боюсь с вами разговаривать, но не могу не спросить, – жёлтый единорог стал красным, как свежесозревший помидор, – что внутри вас делает белый цветок? И как он туда попал – с нашего куста?

И правда, внутри прозрачного слона, сквозь которого и так виднелись и маковое поле с редкими васильками позади него, и сосны на горизонте, и даже пролетающие красно-оранжевые бабочки -внутри него летал, словно в невесомости, белый цветок жасмина.

– Я, я его съел. – Слон мог бы покраснеть так же, как и единорог, но не смог. Зато слегка похудел, скукожившись от смущения.

Бабан начал икать.

– А как так – ты съел, и он целый, и его видно? Что ты вообще ешь? Надеюсь, шиншиллы тебе не симпатичны? Точнее, нет, что-то не так. – Шиншилла Хрюк, до этого делавшая вид что лапой протирает травинку от пыли, забыла о своем занятии в ожидании ответа.