– Да, пока вы ни о чем этом всем общались, я в общих чертах разработал, так и назовём, собственно – «Большой план по возвращению слона и феи».

Поля, было, подняла руку, чтобы ей дали возможность задать вопрос. Но вдруг вспомнила, что она не в школе.– Ух ты! – Одуван встал, едва не задавив Бряка, который всё это время рассматривал кабачки внутри слона, и ждал, когда же исчезнет следующий, делая при этом галочки на песке. Четвертый кабачок вот-вот должен был исчезнуть, но, досада – великое научное наблюдение было сорвано, и очередная галочка – не проставлена.

– Что за план? Я же даже точно не знаю, как добираться обратно. Хотя могу догадаться, в какую сторону. – Она с опаской посмотрела вверх. Понятно, что падать вниз – проще простого. Хотя, когда так сильно боишься – оно тоже непросто. Но как падать наоборот – это вопрос.

– Если провалилась вниз, наверное, надо провалиться наверх. Большой план вот. – Бабан развернул лист в сторону зрителей. Несколько кружков и стрелок грозились стать самым главным шедевром в истории долины, судя по выражению его морды. Все ахнули, каждый о своем, потому что было неприлично промолчать, когда художник – так горд.

– Так вот, тишина! – Бабан возмущенно посмотрел в сторону, откуда доносился стрекот цикад. – Ну, да что с них взять, они ни в искусстве, ни в стратегиях ничего не понимают.

Цикады смолкли. Тишина наступила такая, что, казалось, стала слышно, как на другом конце планеты в холодном ночном море плещется серебряная рыба.

– План. Большой. Будет еще больше, но мне надо для этого больше поесть и больше поспать. И еще больше тишины.

Рыба на другом конце планеты плескаться перестала.

– Вот – слон. – Бабан указал карандашом в маленький нарисованный круг. Он здесь – в нашем лесу, – Бабан обвел слона другим кругом. – А вот здесь, – на другом конце листа он нарисовал другой круг, – его дом. Вот Поля, – треугольник с бантиком оказался в центре внимания, – её дом – чуть ниже, чем дом Одувана. Но выше долины. Здесь. Логично. И нам надо, нам надо, – Бабан старательно вывел по прямой кривую линию, – нам надо вот так по стрелочкам, ну, по дорогам, или по воздуху, вернуть их домой.

Посреди тишины вдруг раздался звук сдуваемого шара. Фук вдруг стал терять весь свой объем.

– Ге-ни-ально! – Сдуваемый звук прекратился, и филин ненадолго стал похож на дрозда неправильной формы. – Браво, Бабан! Браво! Это вот все на листе от тебя – это самое гениальное что я сегодня слышал и видел! Браво! Правда, я проспал целый день. Ну, не суть. Ты даже почти домудрел до меня. Хотя… Ну да ладно, еще немного подмудриться, и будет! Восторг!

– Да, план хороший. – Одуван подошел рассмотреть поближе, но, охватив объем плана за секунду, даже расстроился.

– Мне кажется, здесь не хватает пары деталей, чтобы всё получилось. – Звяк, покраснев от своей дерзости, начал убирать посуду со стола.

– Да не проблема. – Бабан, свернув лист трубочкой, пожалел, что у него нет важной сургучной печати и тубуса. Надо бы попросить бобров что-то сообразить в этом направлении. – Завтра доработаем, и в дорогу.

Сзади послышался храп. Шерстёк заснула на зеленом пятисот втором ряду за вечер, своего бесконечного шарфа. Розовый бант прекрасно справлялся с функцией ночной маски для сна.

– Всё, все по дуплам. – Фук захлопал крыльями, надуваясь обратно. – Гениальности на сегодня достаточно. Шмяк, Бряк, Трюк, Хрюк, а ну хватит делать вид что вы даже храпите с пользой, марш домой. До завтра, и, – уже Бабану и Звяку, – берегите слона и фею.

Кресло с Шерстёк перенесли на веранду, укрыв ее клетчатым зелёным пледом. Она уже не первый раз засыпала в разгар страстей. Бабан, раздвинув ветки, пропустил вперед Одувана, Звяка и Полину. Жили они в большом дереве, попросив когда-то очень давно, дятла сделать окна, а бобры помогли сделать внутри перегородки. Кроты прорыли подвал. А потом Бабан и Звяк чуть не поссорились навсегда – аж до вечера. Бабан сказал, что всё внутри дома должно быть строго – никаких скатёрок, ярких красок, ковриков и вазочек. Всё должно быть серое, черное, белое да коричневое. Со Звяком – как он услышал это – случилась большая грусть. Он хотел исключительно разнообразия цветов, радости, и радужности. Занавесок в цветочек, разноцветных тарелок и ярких ламп. Спорили и ругались и вслух, и молча, несколько часов. Потом решили, что каждый заполнит разные углы и места на свой вкус. Поэтому рядом, после этого договора, можно было встретить железную табуретку, прибитую к полу, и табуретку-пуфик – мечту ватной феи, с воздушной подушкой сверху и ножками, расписанными яркими бабочками. Окна идеальной чистоты с трёхъярусными белоснежными занавесками соседствовали с окнами с тяжелыми неприступными деревянными ставнями, захлопывающимися на ночь на железный замок. Так и зажили дальше, разнообразно.