– И че?! Ну че ты мне сделаешь? Дашь своей палкой по заднице? – ерничая, осклабился громила, глядя на старика сверху вниз.
– Наверно, нет, – тихо ответил старик. – Я не умею воспитывать взрослых идиотов…
Бомжи охнули и, разом утратив боевой настрой, отшатнулись от деда.
Антон злобно пробормотал что-то невнятное и угрожающе шагнул навстречу.
– Але! Хоттабыч! А ты случайно ничего не попутал? – слова с рычанием прорывались сквозь стиснутые зубы.
Старик оставался на месте, неподвижно застыв в одной позе. Глаза его, превратившиеся в узкие щелки, изредка подрагивали, но внимательно следили за верзилой.
Над полигоном повисла гнетущая тишина, только резкие крики ворон и чаек изредка пронзали безмолвие.
– Ну! – надвинулся на него детина.
Старый бомж немного пригнулся в ожидании удара и произнес внезапно охрипшим, но твердым голосом:
– Отдай, что украл. Люди весь день откапывали это железо, чтоб заработать…
– Чудак ты, дед! Да я тебе и твоим людям такое устрою…
Договорить Антон не успел. Его глаза неожиданно округлились, зрачки сошлись к носу и несколько секунд рассматривали палку бомжа, соображая, насколько глубоко она вошла в кадык…
Затем в голове детины что-то треснуло, в глазах стало темно. Подогнувшиеся ноги уже не могли держать беспомощное тело, и он рухнул с глухим стоном, напоминающим рычание…
На другом конце полигона, у речки, что-то бабахнуло, потом еще и еще, и темнеющее небо осветилось фейерверком.
И вновь воцарилась тишина.
***
– Ну, наверно, так правильно, – пробормотал старый бомж и, медленно переставляя ослабевшие ноги, двинулся по протоптанной среди мусорных завалов тропинке.
Кучка бомжей еще какое-то время оставалась в оцепенении, молча глядя на распластанное тело Антона. Над ними, ярко озаряя темнеющее небо, вспыхивали и быстро умирали в воздухе разноцветные звездочки фейерверка. Постояв еще немного, серая масса так же молча стала медленно расползаться по своим землянкам.
К этому времени небо было уже все в тучах, пошел холодный дождь.
Чувствуя, что ему не хватает дыхания, старый бомж остановился и оглянулся.
Антон продолжал лежать без движения.
– В своей смерти он виноват сам, – прошептали губы старика. – Я сделал все правильно, вот и небеса меня поддерживают…
Он поднял голову к небу, и дождь холодными струйками безжалостно хлестал по его обросшему худому лицу, смывая грязь и слезы.
– Господи, ты же видел, что я не хотел этого… Я знаю, что зла и без того много… Но мы все твои дети, и каждый несет бремя своих испытаний…
По небу серебристой змеей скользнула огромная сверкающая молния, раздался страшный грохот.
– Я знаю, ты слышал, что я его просил, – бормотал старик трясущимися губами. – Мы все под тобой ходим, хоть и голодные и холодные…
Раскат грома вновь пронесся по небу, и молния осветила полигон, сверкая золотыми брызгами.
– Спасибо, господи, что услышал, – прошептал бомж.
Глаза его затуманились. Неожиданно он ощутил чудовищную тяжесть в ногах, каждое движение давалось с трудом. Опираясь на палку, старик попытался оторвать ноги от земли. Но неведомая сила камнем наваливалась на него сверху, давила и расплющивала, прижимая к земле.
Его всего передернуло. Он замер на месте, не дойдя до укрытия всего несколько шагов. В груди сильно кольнуло. Старик прижал руку к сердцу и почувствовал, как оно стало останавливаться.
В глубине его зрачков появился страх, беспорядочно заметался и через мгновение застыл навеки. По телу побежало множество мурашек, оно вдруг содрогнулось и обмякло.
Старый бомж как подкошенный упал на землю.
Голова запрокинулась, и в остекленевших глазах стали отражаться несущиеся в разные стороны яркие молнии…