От речки потянуло сырым и холодным воздухом, и вместе с ним между огромными кучами мусора стал расползаться смрад. Дурно пахнущий воздух окутывал всю огромную территорию полигона, заставляя толпившихся у шлагбаума частников материться, морщиться и зажимать носы. Но, несмотря на это, они не уходили, дожидаясь бомжей, так как обмен всегда получался выгодным и на нем можно было неплохо нагреть руки.

Никто не обращал внимания на небольшую группу из четырех мужиков и трех женщин, которые, обступив парня лет сорока плотного телосложения, наседали на него с претензиями. Тот стоял напротив, твердо расставив ноги, чуть пригнувшись и наклонив тело вперед, как для прыжка. Ноздри его широкого носа раздувались до невероятных размеров. Парень был на голову выше каждого из тех, кто его окружал, но бродяг это не останавливало, и, образовав полукруг, они не собирались отступать.

Оказавшийся в кольце громила то и дело поправлял сползавшую на глаза синюю спортивную шапку, на которой отчетливо виднелись черные отпечатки пальцев, будто кто-то приложился грязной пятерней. Исподлобья он внимательно следил, за движениями каждого из бомжей маленькими сузившимися глазками, в которых таились злость и угроза. На круглом обросшем лице его играла отвратительная усмешка, не сулившая противникам ничего хорошего. При виде этой злобной ухмылки те поеживались от страха, но не расходились.

– Антон, отдай то, что взял! – хриплым срывающимся голосом выкрикнул кто-то из бомжей и добавил чуть тише: – И можешь валить, куда хочешь.

Антон стянул надоевшую ему постоянно сползавшую шапку и тряхнул длинными грязными волосами. На секунду закрыл глаза, что-то обдумывая, а затем сделал шаг назад и расставил слегка согнутые ноги еще шире.

– Это кто там умничает? – угрожающе прохрипел он, вертя головой в разные стороны, чтобы держать всех в поле зрения. – Ну, чего уставились?!

От напряжения глаза его налились кровью, при каждом слове через редкие черные зубы брызгала слюна. Антон был явно взбешен, острый взгляд его маленьких, похожих на буравчики глаз поочередно останавливался на каждом из присутствующих, словно ощупывая и проверяя на прочность.

– Ну, че! Давно не видели меня! Че пялитесь, спрашиваю!..

Он попытался усмехнуться, но красное от гнева лицо исказила отвратительная гримаса. Бешеные глаза выискивали говорившего, пронзая каждого бомжа насквозь.

– Ну, кто там базарил? Выходи! Иди сюда… И забери то, что считаешь своим…

С глухим ропотом кучка бродяг колыхнулась и медленно расступилась. Навстречу Антону на полшага вперед выступил щупленький старичок лет шестидесяти. Правая рука его опиралась на толстую палку, видимо, служившую ему вместо костыля. Левая, нервно подрагивая и сжимаясь, теребила край толстого синего свитера.

Верзила оценивающе посмотрел на впалую грудь и маленькие руки тщедушного деда и растянул губы в презрительной ухмылке. Небрежно сплюнув сквозь зубы, весело проговорил:

– Это ты, дед, что-то прошамкал? Ну-ка, повтори!

Собравшиеся тихо загудели, сочувственно поглядывая на старика. Тот вытер левой рукой пот со лба и, сощурив глаза, тихим голосом проскрипел:

– Антон, ты украл наши мешки с алюминиевыми банками… – он оглянулся на притихших товарищей в поисках поддержки и продолжил: – Они такие же, как и ты. Но они приложили усилия, чтобы их набрать, а ты нет…

Старик судорожно дернул шеей и сгорбился, опираясь обеими руками на палку. На секунду замер, затем медленно поднял голову и выдохнул:

– То, что украл у нас… надо вернуть…

Антон изобразил на лице непонимание, глаза недобро сверкнули. Сдерживая кипевшую внутри злобу, готовую в любую минуту вырваться, скривил губы в уродливой ухмылке.