Это первая причина, по которой мне не хотелось реализовывать этот вариант с приходом к своим. Вторая, более весомая – я обладал очень опасными знаниями и взрывной информацией и уже дата Победы, да и сама Победа, была здесь совсем несущественной. Одно дело, если я прямиком и в режиме величайшей секретности попаду сразу к Сталину и выдам эту информацию о будущем. Только совсем дебилы могут думать и предполагать, что их наградят и позволят помогать усердно ковать Победу. Фиг вам. В лучшем случаи посадят на какую-нибудь секретную дачу, под усиленный надзор и время от времени будут консультироваться. Там и закончу свою жизнь, когда актуальность во мне отпадёт. Припаяют клеймо врага народа, сделают немецким шпионом и благополучно выстрелят в затылок.

Если к Берии попаду, выпотрошат всю инфу на всех и на всё до донышка, а потом процентиков на 85, грохнут как ненужного и очень опасного свидетеля.

Так что особых иллюзий насчёт своего будущего «у своих» я не питал.

Остаётся третий путь – организация партизанского движения. Но и здесь столько негативных моментов и препятствий… Что сто раз затылок почешешь, прежде чем приступишь к этому провальному проекту. Особенно в моём случае.

Я слез с нагретого солнцем валуна, с наслаждением потянулся молодым телом, ощущая каждой мышцей жизненную энергию, бурлившую во мне, и вдруг сильно и остро захотелось близости с Агашей. Да так захотелось, что не раздумывая, вскочил на велик и уже через десять минут влетел во двор и как раз в тот момент, когда Агаша выходила с огорода.

Соскочил с велосипеда, бросив его под забор, подскочил к жене, обнял, закружил и потянул за руку на сеновал, где мы теперь ночевали.

– Тимоша, Тимоша…, ты чего? Мама ведь на огороде…, – слегка испуганно шептала мне в спину, но сама чуть ли не бежала за мной и с готовностью рухнула на постель, как только за нами захлопнулись ворота….

…. Как хорошо быть молодым. Я расслаблено лежал на спине, лениво наблюдая за танцем пылинок в ярком солнечном луче. На моём плече тихо посапывала Агаша, уснувшая прямо сразу после бурного секса, а я снова погрузился в свои размышления.

На дворе начало июля 41 года. Красная армия в приграничных сражениях разгромлена и беспорядочно огрызаясь, откатывается на восток. Местное население брошено на произвол, оно напугано и шокировано победами немцев и сейчас в основном заняло выжидательную позицию. И никто сейчас по доброй воле не пойдёт в лес воевать против победителей. Всё это начнётся только через год – в 42 году. И сейчас, просто бесполезно раскачивать эту лодку. Тем более здесь, на бывшей польской территории, которая под советской властью была всего два года. Тут до настоящего советского населения, до старой границы километров двести пятьдесят. Да меня сразу сдадут, как только начну тут всех шевелить.

Я вовремя сдержал тяжёлый вздох, чтобы ненароком не разбудить Агашу. Куда ни ткнись везде какая-то засада. То есть придётся ждать целый год, потом где-нибудь в мае, двигать за старую границу и искать там партизан, чтобы влиться в их ряды. Да…, наверно так и надо поступить. Ладно, решаем следующим образом – выжидаю пару месяцев, собираю информацию и разживаюсь оружием. И потом принимаем адекватное решение.

Приняв такое половинчатое решение, которое на данный момент было самым правильным, я моментально успокоился и провалился в здоровый, молодой сон и не слышал, как тихо скрипнули ворота сеновала и туда заглянула мама. Поглядела на нас, перекрестила и осторожно закрыла за собой сеновал.

Глава четвёртая

Прошло даже больше чем две недели, отпущенные на восстановление здоровья. Я целыми днями откровенно бездельничал, наслаждаясь свободой, которой мне не хватало в той жизни. Иной раз, после обеда, мама отпускала со мной Агашу и мы убегали с ней на речку, где у нас было наше любимое место. Я накануне мариновал мясо, отец отливал мне поллитровочку весьма неплохого самогона. На речке разжигали костёр и наслаждались отдыхом – купались, сидели у костра, ели жаренное мясо, снова купались и грелись, но уже занимаясь любовью. Вечером возвращались домой усталые и счастливые, а глядя на нас мягчели лица отца с матерью и братьев, если они в это время заезжали к нам.