– Вода на плите, ковш в чулане, а одежду почищу сама.

Раздевшись до трусов и отдав одежду Стасе, я с наслаждением смывал жирную грязь Самаркандского тракта. Искандер не замолкал ни на минуту, поливая мне из ковша, и увлеченно «трезвонил о жене, детях, дальних и близких родственниках, об их удачливости и деловитости… У меня уже в ушах от него гудело, и я возмутился:

– Ты можешь выключить свое «радио»? и вообще, хватит мне морочить голову семейными россказнями.

Искандер не ожидал такой резкой отповеди и на секунду умолк, но не удержался и громким шепотом произнес:

– А главный-то клюнул на наживку и разрешит отпуск.

Стася подала полотенце и тряпку для ног и пригласила к столу. Запах свежего борща пробудил аппетит, и мы дружно заработали ложками. И хотя в желудках уже ощущалась приятная тяжесть, не отказались и от жареной картошки со свиными шкварками, обильно посыпанной зеленым луком и укропом.

Запив все это молоком, я с трудом встал, добрался до дивана, застеленного чистым бельем, лег и как будто провалился. Проснулся от прикосновения теплой руки и женского голоса: «Вставайте, поужинаете и можете снова спать». Я окончательно проснулся: вижу – на улице уже темнеет. Взглянул на часы – девять, крепко же я спал – с двух до девяти. От ужина я отказался и поинтересовался, где Искандер.

– Он давно ждет вас. Прожужжал мне все уши, – пожаловалась Стася.

Выйдя на крыльцо, я попал в радостные объятия говорливого приятеля. Становилось прохладно, и быстро темнело. В горах сумерки очень короткие: солнце скрывается за вершинами, и сразу наступает ночь. Выглянула Стася и объявила, что ужин на столе, а если остынет, можно подогреть на плите – там еще много углей.

– Не вздумайте закрывать вьюшку, а то угорите.

– А вы уходите? – спросил я.

– Я буду ночевать у сестры и приду вас будить в семь часов. Спокойной ночи, – пожелала Стася, исчезая в темноте.

Где-то на другом конце поселка запыхтел локомобиль, и появился свет.

Я решил поменяться ролями с Искандером и стал расспрашивать его о новых ИТР, о буровых бригадах, о горных выработках, о вентиляции в забоях, о выходе керна и т. п. Он отвечал нехотя и старался перевести разговор на другую, более интересную для него тему, но я не позволил ему это сделать и в конце концов получил всю нужную информацию о ходе работ и о всякого рода затруднениях. Остальное расскажет главный, решил я. Чтобы не слушать очередные откровения Искандера о каком-то его родиче, я предложил закончить разговор и пойти разогревать ужин. На сковороде были два поджаренных куска свинины, под салфеткой на столе – нарезанный хлеб, молочник с пряной приправой и сахарница. Искандер споро управился со своей порцией и ушел спать, отказавшись от чая; видимо, его сморила усталость от бесконечных топтаний и монологов. А у меня не было ни в одном глазу, я пытался листать какую-то зачитанную до дыр книжицу неизвестного автора, без начала и конца, потом долго лежал и думал: «Что день грядущий мне готовит?»

Утром, около семи, меня разбудили голос диктора из репродуктора и шумная возня на кухне. Не ожидая обещанной побудки, я встал и вышел из комнаты.

– А я уже хотела будить вас, но решила, что радио сделает это за меня, – улыбнувшись, поздоровалась Стася.

– Так и случилось, – ответил я. – Искандеру являться в контору позже. Пусть поспит еще часок. Придется тебе полить мне, – незаметно перешел я на «ты».

– Конечно. И хорошо, что не вам, а тебе. Так проще.

Умывшись и надев вычищенные брюки, рубашку и куртку, явился к столу, где уже стоял легкий завтрак: большая кружка молока и коржик с изюмом домашней выпечки. Позавтракав и повозившись на крыльце с оторванной подошвой правого ботинка, собрался в контору – было без десяти восемь.