– Ага, то есть балет – это искусство и совсем не попой крутить, а актриса – это не искусство? – саркастично заметила я – вот так, Сереженька, с помощью каких-то тупых взглядов и ломаются чьи-то судьбы – в данном случае, Руфины. Хотела одного, но тетка настояла на другом. Очередная неисполненная мечта, а потом она и женихов ее всех начала отсеивать. Это ли не причина – убить ее за все то, что она сделала и не сделала? Руфина очень терпеливая, но терпение ее могло кончиться, тем более, мы не должны забывать слова Дани о том, что инвалидную коляску выкинули именно из чувства злости и ненависти. Человек, сделавший это, словно хотел вычеркнуть бабку из своей жизни вместе с ее инвалидной коляской.

– Слушайте, Маргарита Николаевна! – какая-то мысль вдруг озаряет светлую голову Сергея – а если все проще некуда? Кто-то из них узнал о том, что Генриетта всех водит за нос со своей инвалидностью, и просто напросто разозлился, вот и все!

– Тоже неплохой мотив. Тогда сделать это должен был тот человек, который много ухаживал за Генриеттой, терпел все ее капризы и может быть, даже насмешки.

– Тогда я ставил бы на всех, кроме молодняка и этой… Лампы. Уж она-то чересчур терпелива, кроме того, мне кажется, что она хитрая очень и многого добилась от маменьки в плане наследства. Да и не так она и ухаживала за ней, только разговоры разговаривала, а грязную работу делали другие, принимая на себя капризы вздорной и властной старухи.

– Когда же, черт возьми, от нотариуса добьются завещания? – раздраженно говорю я и набираю Даню.

Услышав мой вопрос, Даня невозмутимо отвечает:

– Марго, ну, в данном случае, это не так просто. Нотариус ждет разрешения, постановления, пока рассмотрит все бумаги…

– Он что, намеренно затягивает?

– Да нет. У них же тоже там определенный порядок.

– Сереж – я снова поворачиваюсь к оперативнику – а что насчет ненависти к Генриетте за то, что та вот так просто все разрушила с карьерой актрисы и не дала возможности выйти замуж?

– Тут все просто, Маргарита Николаевна – отвечает он – по словам Руфь ей было… жалко тетку. Мол, не хватало у нее власти, вот она и изгалялась, как могла. Хотя перед ней и так все по струнке ходили. В тот день, когда Генриетту выкинули из окна, она ничего подозрительного не слышала и не видела. Пришла пожелать тетке доброго утра, поцеловала ее и по ее просьбе открыла окно.

– Да, это доказывается отпечатками ее пальцев на ручках… Правда, они смазаны. Думаю, потому что убийца действовал в перчатках и не оставил следов, зато смазал предыдущие.

– Да. Потом она ушла к себе в комнату, где они с матерью просидели все время до завтрака. В нашем случае – пока не поднялась шумиха по поводу выпадения тетки из окна. То есть она подтверждает алиби своей матери и говорит, что никто из них комнату не покидал.

– Тоже самое говорит и Манефа, но этим вряд ли подтверждается их алиби – они родственники и заинтересованы в том, чтобы покрывать друг друга. Слушай, а почему Руфина не работала?

– Она просила у тетки разрешение пойти работать, но той нужно было, чтобы они обе, и Манефа, и Руфина – были подле нее, следили за хозяйством, занимались домашними нуждами. Мол, она могла только им доверять…

– Боже мой! Это практически жизнь взаперти…

– Да. Когда я спросил, не было ли за теткой каких-либо странностей в последние дни, она ответила, что ничего подобного не замечала. Про имя Офелия ничего не слышала. Что касается отношений в семье… Говорит, что Генриетту все уважали и боялись, мол, такая форма любви, основанная на страхе, поклонении и восхищении.

– Она кого-то подозревает в убийстве?