Сыч смотрел на меня очень внимательно.

Дура ты, Гердерия. Нельзя обещать, если нет ресурсов, если нет уверенности в результатах.

Но не случайно же он прилетел однажды именно сюда.

Невозможность нормально разговаривать невыразимо огорчала, вызывала бессильную досаду.

– Нам надо придумать язык жестов, чтобы хоть как-то общаться, пока ты такой, – я постаралась придать голосу самый мягкий и деликатный окрас, но пернатый Рене издал какой-то звук, на его птичьем, должно быть, означающий несогласие и обиду.

И самым неделикатным образом утянул у меня изюм из вазочки с сухофруктами, с которыми я вместо сладостей пила чай.

Это стало ещё одним бытовым неудобством: до нового знакомства со своим питомцем (не могла я называть его фамильяром, не считала таковым!) я могла попросить накрыть стол и в малой чайной комнате, или в уютном уголке библиотеки-мастерской, расположившись возле окна, словом, безвылазно в своей комнате я не сидела. А теперь, опасаясь, что Мейде, к примеру, в моё отсутствие приспичит не вовремя прибраться в хозяйской спальне аккурат в момент явления Рене во всём своём раздетом великолепии, или той же Яоле понадобится зайти, я старалась держать дверь запертой на ключ.

С этим надо было что-то решать. И решила я не самым красивым образом: улучив момент, я снова стянула у задремавшей после обеда экономки второй ключ от моих комнат. И не призналась бы в содеянном ни под какими пытками.

Тёплые солнечные дни покинули эти края, на смену им прилетели пронизывающие ветра, тяжёлые тучи то и дело опрокидывали на землю холодные дожди, но я всё равно выбиралась на прогулки, пусть даже совсем коротенькие. Нередко прохаживалась по внешней галерее, заросшей плющом и араленой, в это время года уже не цветущей. С этой галереи можно было попасть на угловую башню с открытой смотровой площадкой, окаймлённой невысокой зубчатой стеной-ограждением. Дальше начинался крутой обрыв и простор, в стороне темнели горные пики. Я ступала на круглую, всю в трещинах, площадку всего несколько раз: высота завораживала и пугала, а гуляющий здесь ветер слишком неприятно подталкивал в спину и дёргал за полы плаща. Красивый вид на горы открывался и с галереи, мне хватало.

Томительное ожидание весточки от родных закончилось угрюмым разочарованием: семья Рене не откликнулась. Или заложенной в листке бумаги магии не хватало на столь огромное расстояние. Мы отправили второе письмо, но и оно осталось без ответа.

– Что ж, – покусав губу, негромко проговорил Рене. – Значит, справимся сами. Я тебя с твоим недугом не брошу, даже не мечтай.

И я только хмыкнула, но этот настрой мне понравился гораздо больше.

Говорили мы преимущественно на логносе, но непременно хоть немного практиковали для Рене имперский, который птиц очаровательно коверкал, самую малость. Упорно продолжал заниматься письмом и чтением.

– Я попробую сам утащить нужный реестр, – буднично предложил Рене в один из вечеров. – Но для этого нужно понимать, что на той бумаге накарябано. Что?.. – усмехнулся он, увидев выражение моего лица. – Вдруг добыть список удастся раньше, чем «ключ» от твоего узилища?

Что ж, определённый смысл в этом предложении был. Пусть лучше такие планы строит и старательнее язык учит, чем ворчит и ругается на дэйна Уинблейра. А Рене всё ещё ругался.

– По поводу Вергена я тебе уже объясняла… – начала я, но меня самым невежливым образом перебили.

– Дэри, никакого благородства нет в том, чтобы услать неугодную жену с глаз долой! Он вовсе не это твоему отцу обещал! Раз взялся спасать, прятать и помогать – иди до конца, не отворачивайся от трудностей и проблем! А он что? Как вот это всё называется?!