В доме у Тоньки Песни он оказался ближе к утру. Ему бы податься в общежитие и через окно на втором этаже пробраться тайком в свою комнату, чтобы избавить себя от подозрений, но он решил по-другому…

На «малине» Скворцовский застал, кроме хозяйки, Володьку Косого, Мишку Муху и Гуню. Пономарь тоже был здесь. Гришка лежал на железной кровати в одной из спален, с обнаженным торсом и перетянутым куском белой простыни животом. С левого бока на простыне проступило большое кровавое пятно. Вымученная улыбка скользнула на его бледном лице.

– А-а, Скворец… Фартовый ты, ушел, значит, от ментов, а мне не повезло, воробей меня в бок клюнул, а пока бежал, еще и ногу подвернул. Если бы не ты, то быть мне сейчас на пчельнике. Вот оно как получается, я на тебя с пером, а ты из-за меня на риск пошел. Гадом буду, не забуду этого по гроб жизни.

– Да чего там. А где Угрюмый, Калмык и Чугун?

– Гуня ботает, похоже, что Калмыка фараоны или попятнали, или шлепнули, а Угрюмого он срисовал, когда тот из кабины вылез и переулком драпанул. Что с Чугуном стало, пока неизвестно. Если кого-то менты взяли, то нам поостеречься надобно. Вы за улицей поглядывайте. Из мастерской можно по приставной лестнице подняться на чердак, оттуда хорошо видно… – Пономарь поморщился от боли. – Добытое прежде, шпалер мой с маслинами и Тоньке подаренное из дома вынести и во дворе затырить необходимо, чтобы мусорам поганым, если сюда нагрянут и шмонать начнут, зацепиться не за что было, да и мне, похоже, в другом месте схорониться надо бы. Я, пожалуй, до завтрашнего вечера здесь отлежусь, а потом к корешу на улицу Тургенева переберусь. Там пока перекантуюсь.

Задуманному случиться было не суждено. Через два часа, перед рассветом, с чердака, громыхая сапогами по деревянным ступенькам, быстро спустился Володька Косой, его взволнованный голос разбудил банду:

– Все, хана нам! Менты на улице! Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Надо когти рвать, пока хазу не обложили.

Из спальни подал голос Пономарь:

– Уходите через чердак, там лаз есть на крышу. По крыше спуститесь на сарай, который на соседнем дворе стоит, и через двор драпайте. Там лаек нет, поэтому, если масть ляжет, смотаетесь по-тихому.

Вячеслав отодвинул занавеску, заглянул в спальню:

– Ты как же?

Гришка слабо махнул рукой.

– Нарезай винт, Скворец, пока время есть. Мне все равно не уйти. Менты на меня отвлекутся, значит, у вас время больше будет, чтобы простыть.

По совету главаря время терять не стали, через чердак вылезли на крышу дома и спрыгнули на сарай. Дальше был пустой соседский двор и дорога к продолжению свободной воровской жизни, но на этой дороге их ждала засада. Едва они забежали за угол соседского дома, как наткнулись на двух людей в гражданской одежде и милиционера. Первым, то и дело спотыкаясь, бежал Володька Косой. Первым его и схватили. Милиционер и работник угрозыска в гражданской одежде сбили Косого с ног, ловко заломили руки за спину. Бежавший следом Скворцовский хотел было проскочить мимо третьего представителя правопорядка, но на этот раз ему не повезло, этот оказался крепким орешком. Широкоплечий мужчина в серых широких штанах, в чесучовой рубахе, поверх которой был одет черный суконный пиджак, бросился ему наперерез. Вячеслав заметил, что у него в правой руке револьвер. Он подумал, что оружие помешает милиционеру его схватить, но вышло иначе. Мужчина метнулся к нему, успел крепко ухватить его за ворот пиджака и неуловимым движением, подсекая ноги, бросил на землю. Скворцовский вскочил и попытался ударить противника кулаком в лицо, однако и вторая попытка вырваться оказалась безуспешной. Сильная мужская ладонь перехватила запястье, в следующую секунду локоть врезался в его челюсть лишая равновесия, а умелая подсечка заставила снова оказаться на земле. Глуховатый спокойный голос произнес: