– Проходите в хату! В тесноте, да не в обиде! – пригласила Любу свекровь, взяв у нее из рук маленькую Иванку. – Устраивайтесь!

Николай стал переносить вещи своей семьи в дом.

– Думаю, мы ненадолго, мама! Пока я не устроюсь на новую работу.

– А мне здесь нравится, – улыбнулась Люба в ответ и принялась за устройство новой жизни в старой хате.

Милу тут же забрали к себе поиграть соседские дети, они теперь будут частыми гостями друг у друга.

В селе люди жили небогато, но гостеприимство было правилом: если в доме гости – угощали всем, что было, не скупились.

– Жинку, – кричал хозяин дома, – гости у ворот! Накрывай вечерю под вишней!

Все начинали бегать и суетиться. На столах под деревьями в саду появлялась скатерть-самобранка, а из маленького погреба, который был почти в каждом дворе, вылетали все запасы: маринованные лесные грибы, соленые в бочках огурцы, капуста с мочеными яблоками, копченное на вишневых ветках сало, заготовки домашних колбас, пышный хлеб из печи и конечно же домашняя самогонка, мутноватая от настаивания на орехах и травах, колыхающаяся в запотевших холодных стеклянных бутылях. Горячий пар выдавал вареную в печи рассыпчатую картошку, наскоро выкопанную из огорода, толченную в «макитре» вместе со взбитым после утренней дойки маслом и засыпанную молодым чесноком и укропчиком с грядки.

Застолье сопровождалось танцами и красивыми украинскими песнями. Начинали самые голосистые, остальные постепенно присоединялись, создавая хор, правильно разложенный по голосам. Эти песни открывали сердца и заставляли каждого вздохнуть о чем-то своем, сокровенном.

«Ой, у вишневому саду, там соловейко щебетав! До дому я просылася, а вин мэнэ всэ нэ пускав», – разливалось многоголосье по округе.

Вечеря под песни частенько затягивалась до глубокой ночи. Дети, уставшие от беготни по двору и ползания под столом, засыпали на руках у родителей, разглядывая ночных мотыльков, бьющихся о расставленные на столах стеклянные банки, в которых горели свечи, спрятанные от дуновения ветерка. Песни разливались по саду, по селу, продолжая вечернее пение птиц, и уплывали в ближний зачарованный голосами лес.

Маленькая Иванка ползала по траве под вишневыми деревьями недалеко от хаты. Оставлять надолго без присмотра ее было никак нельзя, иначе приходилось потом искать по всему двору или в огороде, уж слишком шустрым был этот ребенок.

– Вот нашел ребенка! В огороде! В капусте! – смеялся Николай.

Огород в селе был лицом каждой семьи: если в сорняках, не выполот – значит, хозяева нерадивые. Прослыть в селе лентяем было стыдно, потом не отмоешься. И люди старались. Старались, чтобы урожай с огорода был убран вовремя, хата побелена, а еще чтобы забор не был высоким.

– О! Гляди, какой у Ивана забор вырос! Не иначе как наворовал чего-то! – говорили соседи, если забор был выше пояса.

И забор делали низким, плетенным из ивовых прутьев и, как гордыми стражниками, обсаживали цветущими высокими мальвами, чтобы и людям приятно было посмотреть, и самим было не стыдно за свое хозяйство. С соседями старались жить дружно, ведь вся жизнь проходила рядом: в одном селе – как в одной семье. Чистота и порядок были везде. В этих традициях воспитывали и Николая. Выросший среди добрых и честных людей, среди природы, рядом с рекой, лесом, земляничными полянами, несмотря на голодное босоногое детство, он был щедрым, трудолюбивым, отзывчивым.

– Николай, – позвала Люба мужа, – поиграй с Милой, мне нужно покормить Иванку.

Николай взял дочку на руки, подбросил в голубое небо, и детский смех рассыпался звонкими колокольчиками. Посадил Милу на одно колено (вторая нога в колене почти не разгибалась) и стал ее качать.