Я немного подремал. Ранним утром мы подошли к острову, и я обомлел, увидев картину, достойную кисти художника. Остров в сочной зелени, на нём возвышается снежно белый маяк, прорезающий синее небо и вокруг ходит волнами серо-лазурное море. Завершает пейзаж стоящий на рейде четырёхмачтовый барк «Седов». Это громадный парусник, флагман нашего парусного флота. Они шли в Норвегию, и находясь в районе Соловков получили радио сообщение, что необходимо помочь раненому. Врач парусника оказался на острове раньше нас, где он оказывал помощь недостреленному мичману.

Мы высадились на берег острова, и прошли в ленинскую комнату казармы, там на столе, накрытом белой простынёй лежал раненый, кожа его была ещё белее простыни. Давление 60 на 40, пульс за 120, все признаки внутреннего кровотечения.

Врач с барка гордый стоял рядом.

– Не спешите, коллега, все в порядке, помощь оказана.

– А что вы сделали?

– Как что? Вот, зашил входное и выходное отверстия.

– Понятно.

Я попросил тишины. Покачал грудную клетку мичмана, все услышали явный плеск. Фердинанд выразительно на меня посмотрел, а Лариса понимающе улыбнулась и стала готовить инструменты для операции.

Да, левая плевральная полость была полна крови. Врач с барка был явно небольшой спец в военно-полевой хирургии. Опыт ещё никому не навредил и я ему предложил: «Дружище, мне нужен ассистент. Поучаствуй в операции.»,

Мы приступили к операции. Пуля повредила межрёберную артерию и ткань лёгкого. Артерию мне удалось легировать. Кровь из плевральной полости мы профильтровали и перелили в вену обратно раненому. Поставили дренажи и закончили операцию.

Больной готов был к эвакуации. Так как жизни его ничего не угрожало, мы решили перевести его на Соловки и оставить там в лазарете под наблюдение колоритнейшего хирурга, моего другана, Миши Блиндера, рыжебородого двухметрового гиганта, который был такая яркая фигура, что режиссёр Андрей Кончаловский, снимавший на Соловках свой фильм « Романс о влюблённых» не мог не взять его на эпизодическую роль капитана морской пехоты, ведущий своих бойцов в атаку. Я слышал, что вся родня Миши эмигрировала в Израиль и его от греха подальше заперли хирургом на Соловки, чему он был несказанно рад, так как ожидал, что его вообще уволят.

Над всем островом Жижгин стоял йодистый запах водорослей, оказывается там собирали морскую капусту для производства агар-агара. Больной мой чувствовал себя удовлетворительно, настроение у меня было приподнятое и я решил вспомнить свои молодые годы на Камчатке. Я на глазах изумленных аборигенов сварил в кипятке бурую некрасивую ламинарию и она превратилась в изумрудную морскую капусту, которую я потом нарезал лапшей, добавил лучку, чесночку, приправил перчиком и солью, и щедро полил подсолнечным маслом. Получилась настоящая «качука», японское блюдо, рецепт которого я до сих пор помнил. Лариса, посмотрев на моё кулинарное чудо, набрала ламинарии, чтобы дома порадовать мужа новым блюдом. А Фердинанд такое дело проигнорировал.

Загрузили мы мичмана в катер и повезли на Соловки, отдавать в руки Мишки. По пути должны были вернуть на барк «Седов» доктора и всех остальных, кто прибыл с ним «спасать» раненого. Среди них особо выделялся фотокорреспондент, он оказался известными писателем Михаилом Ивановым. Писатель прожужжал нам все уши, какой он знаменитый, сам японский Микадо приглашал его на фуршет.

Питьевая вода на катере была отключена, но эта знаменитость так хотела выпить, что я предложил разбавить спирт водой из бачка унитаза и хотя это не было императорским фуршетом, писатель согласился. Но я забыл, что вода в гальюны подается забортная, то есть морская солёная, и спирт, разбавленный ею, стал белым как молоко. Однако сухой закон на барке «Седов» так достал знаменитость, что он выпил эту бурду как божественный нектар. Глазки его разгорелись, он сказал, что он опишет это приключение в своём следующем романе. Я презентовал ему оставшийся спирт и они счастливые высадились на барке.