Гораздо проще было предположить, что никакой души и вовсе нет. Такой ответ на вопрос избавлял от множества других вопросов и делал жизнь несравненно более понятной. Но разве понятность – то, к чему следует стремиться? Если бы люди стремились к понятности, то они бы не потратили тысячи лет на поиск души, от которой можно было самым элементарным образом отказаться. Хотя люди существа иррациональные и их поступки могут расходиться с логикой, и довольно часто расходятся. Однако, это не отменяет того факта, что за столетия научного подхода душа не была упразднена окончательно.

Душевный порыв. Что это? Что заставляет людей творить? С какой целью, люди пишут стихи, рисуют картины и строят машины? Что движет ими, когда они встают с постели? Кавенкур никогда не чувствовал внутри себя ничего такого, что заставило бы его создать нечто новое. Во главу угла он всегда ставил расчёт. Андроид рассчитывал, какой его поступок принесёт наибольшую пользу и совершал именно его, а не тот, какой принёс бы наименьшую пользу. Интересно, у людей было так же? По этой причине они вставали по утрам? По причине своего, внутреннего расчёта? Если да, то порыв души был расчётом. Математически выверенным осознанием собственной значимости и важности предпринимаемых решений.

По-прежнему это не был ответ на вопрос, есть ли у андроидов душа. Возможно, ответа не будет никогда и с этим стоит смириться, а возможно стоит создать нового андроида, который смог бы ответить на этот вопрос. Процесс и итог создания нового и более совершенного существа был бы актом творения. Если бы Кавенкур совершил этот акт творения, то было бы это математическим расчётом, которое одновременно ещё и душевный порыв? Был бы это ответ на вопрос, Кавенкур не знал.

Андроид вдыхал своими синтезированными лёгкими фильтрованный воздух и пытался отыскать ответы на вопросы, на которые и до него уже не могли ответить. Когда уровень поглощаемого кислорода в коридоре упал на тысячную долю процента, то тихонько заработали нагнетатели и в считанные секунды вернули всё, как было. Это было знаком того, что Кавенкур занимается напрасными вещами.

Кавенкур развернулся и вышел в те же двери, в какие он вошёл полчаса назад. Его обыкновенный обход всего «Человечества» подходил к концу. Андроид проверял важные отсеки корабля, неполадки в которых могли критично сказаться на всей миссии. Он уже проверил двигательную группу, отсеки управления и вспомогательные секторы. Кавенкур прошёл мимо каждой гибернационной камеры в пассажирских зонах, проверил всё ценное имущество. Ничего не оставил без внимания, кроме одного, пожалуй, самого ценного – отсека, в котором спали члены экипажа «Человечества».

Именно с этого отсека в своё время, когда корабль подлетит к Офелии на достаточное расстояние, и должно было всё начаться. Все устройства, вроде сверхсветового привода и даже самого корабля были вторичны. Всё это были инструменты для достижения цели – доставки людей в новый мир. Именно с экипажа и начиналось выполнение этой цели и сам корабль, который был лишь орудием в их руках.

Кавенкур приблизился к дверям в отсек, где находился экипаж, пребывающий в переходном состоянии, между окончательной смертью и продолжением жизни. В последнюю секунду, прежде чем набрать свой код, андроид успел подумать, что до чего же забавно, что тысячи мертвецов летят в бесконечности осваивать новую планету.

В отсеке было тихо, как и во всех остальных. Андроид мельком глянул на приборную панель на стене при входе и тут же отвёл взгляд: все показатели были в норме. Он обвёл своими сверхзоркими глазами полутёмное помещение, пытаясь найти хоть какие-то недочёты, но, разумеется, не увидел ничего. Это был длинный отсек, который напоминал выход на древнюю арену: широкое пространство с низким потолком и впереди – массивные защитные ворота. Вдоль каждой стены стояло по ряду гибернационных камер, лежащих горизонтально с человеком в каждой из них; шесть штук слева и шесть – справа. Стены и потолок были обиты мягким полимером. Наверное, это было сделано для того, чтобы можно было биться головой об стены после пробуждения – очень умно. Пол твёрдый, имел матовую поверхность, и, кажется, был немного зеркалом: он имел отражающие свойства, хоть и не очень сильные.