Всего в подземелье находилось 24 камеры, которые были разделены поровну на 4 секции, то есть по 6 в каждой. Секции делились на детей, тихих, буйных и особо буйных. Почему на буйных и тихих не делилась детская секция? Да потому что каждый из них вел себя одинаково. Они забивались в угол своей камеры и выплакивали все слезы без остатка до тех пор, пока жжение в горле не мешало им дышать. Считаете казнить детей жестоко? Тогда я даже не буду приводить примеры их преступлений, чтобы вас ненароком не вырвало.

Трудно представить, что они чувствовали, зная до минуты точное время своей смерти. Они не могли ни есть, ни спать, в секции буйных даже появилась шутливая присказка на этот счет, «я не могу ни есть, ни спать, ведь мне скоро помирать». Охрана так, часто подшучивала над заключенными, за что иногда получала плевок в лицо, а те в свою очередь выбивали им за это зубы. Здесь это называлось круговорот зубов и шуток. Говоря простым языком, правила здесь были просты, хочешь остаться целым и выйти самостоятельно, а, не опираясь на стражу из-за сломанных ног, тогда веди себя тихо. И не стоит их жалеть, каждый здесь заслуживал смерти, а некоторые даже не одной.

Так как казнь была представлением, делали все, чтобы смертник дожил до дня казни, ведь если этого не случалось и заключенный, от ночных кошмаров либо вечных мук ожидания, пытался убить себя раньше положенного срока, это лишало публику представления, а за одно и не слабо злило короля.

Люди с улиц называли заключенных ждавших смерти – смертники, но здесь же в месте, насквозь пропитанном безумием и чужими страхами, их назвали только заключенными или вовсе никак не называли.

Здесь вообще не произносили никаких слов как-то похожих на смерть, ведь стоило заключенному только вспомнить о ней, как страх и ужас вновь сковывал его и начинал заживо съедать. Заключенные начинали кричать и молить выпустить их, кто-то бился в припадках, кто-то пытался перегрызть себе вены на руках, некоторые даже выкалывали себе пальцами глаза и откусывали языки. Они делали все, чтобы не дожить до представления, и в такие моменты остановить их было практически невозможно.

Здесь побывало много народу, большая текучка никогда не давала камерам пустовать, но, сколько себя помню, одна из них всегда оставалась свободной, и из-за этого палачу постоянно казалось, что она ждет именно его.

Каждого заключенного с момента прибытия держали здесь ровно неделю и спустя отведенное ему на примирение со своими демонами время, в полдень его казнили. По мнению священника именно столько требовалось человеку, чтобы он мог подумать о том, что совершил и раскаяться в своих грехах, поэтому он и попросил короля дать им это время, тот же, как глубоко верующий человек был не против.

Из-за этого, точного расписания казней, здесь никогда не было. Иногда всю неделю палач мог сидеть без дела, а иногда за день приходилось казнить более четырех человек, рекорд 9. С одной стороны прекрасно, не нужно никого убивать, но с другой монеты палачу платили за работу, а не безделье, поэтому нет голов, значит и не будет монет. Конечно, умереть от голода ему не грозило, ведь в конце каждого месяца платили фиксированное жалование.

Раньше на каждое преступление было свое наказание, за убийство отрубали голову, за кражу руку или палец, смотря, что украл, повесить могли за клевету или распутное поведение, что было здесь не редкостью, но в последнее время все перемешалось. Из-за того, что решение выдавал король, наступил полный хаос, теперь за воровство не редко рубили головы, а воровали в большей степени дети. В какой-то момент веревку вообще сняли, вид дергающегося тела перестал удовлетворять народ, им нужна была кровь, море крови брызжущее из артерий и заляпывающее их радостные лица.