Когда Марк Соланж – капитан полиции – увидел, в каком состоянии находилась Николь, он велел прекратить допрос и отвез ее домой. Она молчала всю дорогу, потом расплакалась и сказала, что действительно ничего не знает о знакомых брата и не понимает, что произошло. Капитан уже и сам догадался, что нет смысла расспрашивать ни ее, ни родителей. Они ничем не могли помочь. Вся надежда на пальчики, ДНК (нашли несколько волос), случай и русских. А время поджимало. Епископ сегодня утром вышел из больницы, но не мог спокойно пройти мимо часовни, где находилось покрывало: начинал молиться и тихо плакать.

Нужно что-то делать. Сейчас он отвезет Николь и встретится с Мишелем. Может, у него есть новости…

Разговор за чаем перешел в разговор за обеденным столом: аперитив, потом и ужин. Да, Лисовский был прав, общение с Истоминой доставило Максу и Андрею истинное удовольствие. Им пришлось рассказать правду, скорее, полуправду о том, что Максим Максимович – детектив, а Андрей помогает ему в свободное от работы время, консультирует по вопросам искусства. Она чувствовала свою вину – нападение на Андрея произошло в ее квартире – и старалась загладить ее тем, что много рассказывала об истории, живописи, графике, гравюре.

Макс знал, что не уйдет, не выяснив два вопроса: как получилось, что шестнадцать лет назад она стала подозреваемой в организации заказного убийства и краже драгоценностей, и каково ее отношение к пропаже покрова Богородицы. Он искал удобный момент, чтобы выяснить это. Момент нашелся, и начала сама Истомина. Они заговорили о подлинниках и копиях в искусстве и о подделках. Истомина подошла к секретеру и достала брошь. «Вот оно, – подумал Макс, и их с Андреем взору предстала очень красивая брошь в виде розы, – теперь надо быть очень внимательными и выжать из нее все. И очень осторожно».

– Посмотрите на эту брошь, – произнесла Людмила Александровна, – правда, красивая?

– Конечно, красавица, – выразили они оба свое восхищение.

– Что вы можете о ней сказать?

– А что вы хотите от нас услышать? – спросил было Андрей, но Макс перехватил инициативу.

Он начал понимать эту женщину. Она чувствует фальшь за километр, надо быть максимально правдивым в оценках. И она может предположить, что они знакомы с историей убийства и пропажей броши. Макс продолжил:

– Людмила Александровна, мы, конечно, очень польщены вашим доверием к нам. Но вы ведь не без умысла нам показали эту вещь. Конечно, мы знаем ее историю. Я никогда не верил, что вы могли бы пойти на убийство из-за броши.

– Из-за броши нет.

– А из-за чего бы вы сделали это?

– Не знаю. Я не задавала себе этот вопрос. Но, наверное, в жизни каждого человека возникают моменты, когда он способен на что-то такое, о чем не подозревал; включаются некие силы организма (положительные или отрицательные), о которых человек даже не догадывался. Эти силы двигают им в моменты стресса, экстаза, опасности. Так что, кто знает… – многозначительно закончила она.

– Но в том, что у вас на ладони сейчас лежит эта брошь, есть тайна. По-моему, мы с вами сегодня стали, в какой-то степени, близкими людьми, может, вы расскажете нам, что же все-таки тогда произошло?

– Но я рассказывала, Максим, обо всем, что произошло. Поднимите архивные записи, я была предельно откровенна, – улыбнулась она.

– Я просматривал дело, – сказал Макс; Андрей удивленно посмотрел на него: когда это он успел? Наверное, помог Красавин. – Ваши показания кажутся правдивыми и логичными. Но недаром следователи вам не верили. Ответьте хотя бы, откуда у вас точная копия этой броши.

– Ну хорошо. Столько лет прошло. Скажите спасибо Андрюше, – она смущенно улыбнулась (ого, он для нее уже Андрюша!), – я чувствую себя виноватой, ведь его могли убить, представляете?