– Кто это тебе сказал, что он в детстве матери лишился? – удивленно спросил Филиппыч.

– Так… Стороной слышал, – нейтрально ответил Никита.

– Опять небось от общего знакомого, – с неприязненной миной в лице сказал пенсионер с белесыми глазами.

– Ну да, – подтвердил Никита.

– Соврал он тебе.

– Михална мужа пережила этак лет на восемь. А то и десять. Как могла старалась направить сына по-правильному. Только он от рук еще с детства отбился. В отца пошел. И при нем еще сел, – сказал пенсионер с белесыми глазами и скосил глаза на главного. – Да, Филиппыч?

Филиппыч степенно кивнул головой и поставил точку в дискуссии относительно генеалогического древа покойного Юрия Петровича Смагина.

– Так что с детства семья у него была в полном составе, – сказал он.

Так появилась первая трещина в автобиографии Смагина-сына, рассказанная им доверчивой Анне Тимофеевне.

– На стреме стоял, – вздохнул Никита. – На том и попался.

– Опять соврал твой знакомый, – хихикнул пенсионер с белесыми газами. – Смага сам влез в чужую квартиру. А на стреме поставил Рогалика. Вот на пару они и сели.

– А что за Рогалик? Фамилия такая? – спросил Никита.

– Сам ты фамилия, – возмутился Петька. – Не фамилия, а прозвище. А фамилия его Рогов всегда была. Васька Рогов. Вот он был безотцовщина. И матери рано лишился. А присматривала за ним тетка.

– А у самой была своя банда таких же отпетых, – поддакнул Филиппыч.

– Так что сам видишь, какой был досмотр за Васькой. Это потом в суде учли и дали ему по нижней планке.

А не пресловутый ли это дядя Вася из Кочек?

Если да, то всё прекрасно сходится.

Юрий Смагин приехал получить с него должок, и тот с ним рассчитался по полной программе.

Как всё просто. До скучного.

И теперь ему остается рассказать обо всём Сереге и отстраниться от дела.

И что дальше?

ДЭЗы? Неужели его судьба вечно ими заниматься?

– А где он сейчас живет? Васька Рогов, – спросил Никита.

– А черт его знает. Сгинул куда-то. Всех пацанов с нашего двора жизнь разметала черт знает куда, – сказал пенсионер с белесыми глазами.

Петька ему возразил:

– А вот с Васькой Роговым дело было не так. Как он вышел из тюряги, поболтался здесь какое-то время, и тетка взяла его к себе.

– Что-то я не помню такого, – удивился Филиппыч. – И куда ж она могла его взять при своей банде в такой тесноте?

– Так у Васьки-то была не одна тетка, – стоял на своем Петька.

– Снова трёп, – махнул рукой Филиппыч и отвернулся в сторону.

– А куда она взяла его? – спросил Никита.

– А кто ж ее знает. Не видел. И никто мне не докладывал.

– Во-во, – усмехнулся Филиппыч, подтверждая тем самым, что всё сказанное Петькой пустые разговоры.

– Не в Кочки случайно? – спросил Никита.

– Может, и в Кочки, – ответил Петька. – Разве всё упомнишь?

Разговор прервался. Старики загрустили. Этот двор, где прошла их жизнь, так и остался для них единственным и последним пристанищем, и за его пределами они мало что знали.

– Мужики, а не пора ли нам возобновить мероприятие? – сказал Петька, доставая бутылку портвейна.

Филиппыч дал отмашку, и Петька принялся разливать вино. Никита накрыл свой стакан ладонью к всеобщему удовлетворению.

Они допили портвейн и предались воспоминаниям личного характера о давно минувших днях, совершенно чуждых для Никиты.

Он отчалил от гостеприимного стола.

Его уход остался почти незамеченным. Один только Петька кивнул ему на прощанье и снова включился в общий разговор.

Светлана пришла домой с головной болью, приняла две таблетки и сварила кофе.

В ушах у нее до сих пор стоял визг непосредственного начальника Никиты Егора Акимовича.

Увидев Светлану в коридоре, он схватил ее за руку и буквально втащил к себе в кабинет.