Ворвавшись в главный холл, первой девушка встретила свою давнюю подругу – Мэри Флирс. Одетая в неизменное коричневое платье и белый фартук, светловолосая служанка занималась чисткой тумбы от пыли. Но, увидев того, кто наконец-то вернулся в отчий дом, выронила из рук фарфоровую вазу и впала в ступор. А’Ллайс впервые наблюдала у Мэри столь широкие глаза.

– Мэри! – радостно воскликнула девушка.

– М-мисс А’Ллайс?! – только и смогла сказать ошеломлённая служанка.

Старинные подруги крепко обнялись.

– Где матушка? – тут же поинтересовалась А’Ллайс. – Она дома?

– Д-да, фрау А’Тринн сидит в главном зале… – проговорила Мэри сквозь удивление. – Ох, вы не представляете, как мы по вам скучали…

Молча отлипнув от служанки, девушка поставила чемодан с вещами на пол и быстро зашагала в сторону зала. Там, сидя на роскошном бархатном кресле, её мать в окружении нескольких других служанок вчитывалась в чёрные буквы злосчастной газетёнки.

– Матушка!!!

Девушка набросилась с объятиями на ошеломлённого родителя.

– Не успела я вернуться, к-как уже война началась, – дрожащим голосом проговорила А’Ллайс, роняя на плечо матери крохотные слезинки.

Некогда светлые волосы матушки А’Тринн теперь были полностью покрыты сединой, а кожа – морщинами.

– Знаю, моя дорогая…

Её голос… Он тоже стал другим: тихим и глухим, а тон неспешным. Голос матери состарился точно так же, как и она сама.

– Знаю… – повторила женщина. – А… почему ты здесь? Разве уже был твой выпуск?..

– Да. Его провели на пару дней раньше по неизвестным причинам, – проговорила А’Ллайс в плечо родителя. – Давай обсудим это позже… Где отец?

При всей своей любви к матери сейчас девушка больше всего хотела увидеть своего отца по понятным всем причинам: он – военный, их страна – в состоянии войны. Нетрудно догадаться, какие мысли сейчас закрадывались в голову А’Ллайс.

И, судя по реакции матери, та резко пошатнулась, поджала засохшие губы и зарыдала, – сбываются самые худшие опасения…

А’Ллайс попросила служанок удалиться, а сама принялась успокаивать матушку. И когда та немного пришла в себя, то сразу ответила на все вопросы дочери, которую так давно не видела.

Выяснилось, что несколько дней тому назад глава семейства фон Берх пришёл домой после военного совещания. Подобные процессы в местной комендатуре были не в новинку и проводились каждый месяц. Но после этого «особенного» совещания Оттэр вернулся домой «без лица», словно сам не свой. Не проронив ни слова, он неторопливо съел свой ужин и также молча лёг спать, а ранним утром собрал походную сумку, поцеловал жену, а затем ушёл в рассвет.

Сначала А’Тринн не придала этому особого внимания. «Может, опять учения», – подумала она в то утро. Только вот сразу после этого в родной дом прибыла вся троица сыновей, навестили свою мать и тоже пропали из поля зрения.

– И вот сегодня объявили о войне… – закончила свой рассказ матушка А’Тринн, вытирая краешки глаз синим платком. – Это… это не может быть простым совпадением… – и, посмотрев на свою дочь, она, сама того не ведая, случайно сменила тему разговора: – Ты у нас теперь зольдат, верно? Офицер?..

Сидевшая напротив неё на стуле с высокой спинкой А’Ллайс медленно кивнула, после чего поведала о том, как встретила братьев на вокзале. Осторожно, без детальных подробностей, стараясь не усугубить состояние матери.

– Они… Уехали… – повторила сама себе А’Тринн, словно не веря в слова дочери. – Уехали… На войну уехали… И ты тоже уедешь, в-верно?..

А’Ллайс молчала. Она знала, что уедет, и если не сейчас, то потом. Это неминуемо. Но говорить об этом матери вряд ли стоило: она сейчас вся на нервах, еле держится на ногах. Впрочем, по глазам было видно, что матушка А’Тринн уже обо всём догадалась…