– А почему тогда я сразу отключилась? Откуда тогда все эти головные боли и головокружение?

– Пока ты была без сознания, тебя могли чем-то накачать, или дать вдохнуть слабую дозу яда, который распространяется исключительно на мозговую деятельность....

– А почему я потеряла сознание? – вспылила я.

Папа пожал плечами.

– Главное что всё хорошо. – добавил он.

– Как это вообще случилось? – спросила я, разглаживая ещё теплый велюр на диване.

– Судя по всему тебя поймали где-то по дороге и запихнули в тачку. Если бы не Чарльз, то я не знаю…

От осознания того, что я могла бы проснуться где-то за границей или глубоко под землёй, у меня содрогнулись плечи.

– Тебе не нанесли никаких повреждений… Тебя может быть хотели куда-то доставить? – предположил отец.

– Или напугать.

– Тоже верно.

Повисла тишина. Я уже собиралась сказать хоть что-нибудь, чтобы её разрушить, но папа меня опередил.

– Поедешь со мной в офис?

Ехать к нему в офис и вообще сидеть так долго в одной машине: не очень то и хотелось, но оставаться дома с этими пожирающими изнутри мыслями – не хотелось вовсе. Перед тем как подняться к себе, я развернулась и спросила:

– А где же были твои шпионы, которые должны были меня защищать?

Папа ответил, не осмелясь поднять на меня взгляд.

– Я их отозвал. Как ты и просила.

Я осталась стоять в таком положении, не веря своим ушам.

"услышал меня?"

Я сидела на пассажирском сидении рядом с папой. Он включил какой-то плейлист из треков 90-х годов и сделал по громче. Я смотрела в окно, но в отражении было заметно, как папа подпевает и забавно качает головой из стороны в сторону.

Проезжая по узенькой улице, я заметила дверь в здании с вывеской "тир". Никогда не была в тире и никогда не побываю. Почему? Да потому что тир – это развлечение для детей. Там удобное освещение, наушники, техника, а вот в реальной жизни никто не даст тебе времени, чтобы одеть наушники, никто не положит тебе пистолет в руки, и не скажет: "стреляй!".

Когда мы с Дэни устраивали слежки за папой, то мы снимали отель поблизости, арендовали машину, маскировались. И тогда я становилась свидетелем многих папиных встреч с его коллегами. Тогда мы видели всё: от дружных рукопожатий, до жестоких убийств. Нет, никакой детской травмы мне это не дало.

Моя первая детская травма случилась в мои шесть лет, когда я играла в снайпера с папиным заряженным пистолетом, но не зная, что он заряженный, направила дуло на спящую кошку на дереве. Было смешно, когда родители выбежали с испуганными лицами во двор, проверяя всё ли хорошо, но совсем не смешно, когда передо мной упал труп этой кошки. Поэтому, когда я вижу, как смерть настигает каждого из них – меня не посещает чувство страха, наоборот – любопытство. Да, жестоко.

Я всмотрелась в лицо папы. Оно было строгим и серьёзным. Он читал что-то в телефоне, и голова его всё меньше качалась. Улыбка так же медленно сползала.

– Что на этот раз? – осмелилась завести беседу я.

– Те же самые – Дирижёвы, помнишь? – ответил мне папа с удивительной лёгкостью и пафосно откинул телефон на задние сидения.

– Ух, как они мне надоели! Выскочки! И что ты будешь делать?

– Мне придётся поехать на встречу, всё намного серьёзнее чем раньше. – снова нахмурился он, глядя на дорогу. – Пока меня не будет, за тобой присмотрят.

Я проигнорировала его слова об присмотре, не желая портить себе и ему настроение.

– Почему серьёзнее?

– Их доход резко упал, и им не из чего оплачивать налог за свою часть бизнеса в нашем совместном. Они как уже это бывало – продали нам эту часть. Теперь же они обогатились и требуют, чтобы мы им продали эту часть обратно, так еще и с огромной скидкой. – он ухмыльнулся. – Но мы не продаём… и дело не в цене. У нас есть связи в суде, и есть всё, чтобы устроить эту продажу, но это слишком рискованно и подозрительно. Дирижёвы ведут себя нагло, пора их опустить на место.