В строю, по дороге на ремзавод старослужащие, «годки» – прослужившие два с половиной года и ожидающие демобилизацию, и «подгодки» – те, кто отслужил два года, оживлённо рассказывали о своих похождениях, проходя мимо памятных мест, с прикрасами, конечно. А некоторые такие истории рассказывали, что Донжуан им и в подмётки бы не годился, если бы всё так и было. А, мы, те, кто отслужил только по году или того меньше, только завидовали тем, кому по неписанным законам такая привилегия была доступна.

– Подтянуться! Шире шаг! – командовал кто-либо из старшин команды, а это были мичманы или, чаще, старшины срочной службы, потому что «сундуки», т.е. мичманы, считали, что «не царское это дело» – строем командовать на марше. В первых рядах колоны, которая строилась не по ранжиру, а по сроку службы, шли «караси», за ними «черпаки», прослужившие полтора года, а потом уже шествовали, иначе не скажешь, растянувшись, не будем говорить, «как стадо баранов», скажем – «как стая гусей», которую насильно гнали в загон с излюбленного пруда, где была и воля и вода и пища. «Годки, считающие себя, после приказа уже гражданскими, «забили» на все эти приказы. Командование, чтобы упростить и облегчить службу, переложив многие свои обязанности на старослужащих, знали, что у тех есть свои более эффективные и безотказные «рычаги управления» личным составом срочной службы. И во многом, это было именно так. А потому, им позволялись многие вольности, в пределах дозволенного, конечно.

Кирилл сильно жалел о том, что процесс постановки подлодки, ему, как и другим, кто «стоял по местам» – команде, данной перед этим, не мог созерцать со стороны или с командирского мостика, что расположен в верхней рубке, наблюдая за необычным процессом. И какое было удивление размерам подлодки, установленной килем на кильблоки. Ведь в надводном положении и у пирса, видно мене 1/3 от корпуса подводного корабля, без учёта рубки. Действия двух буксиров можно было угадывать, по лёгким толчкам, во время маневрирования. Впереди идущий буксир заводил лодку в погруженный плавучий док. Работа заднего буксира была не менее важной – удерживать ПЛ в вертикальном положении, не допуская касания корпусом боковых колон дока.

Можно было ощутить касание килем кильблоков, при всплытии самого дока. Не видел он и то, как швартовая команда выполняла заводку швартовых, их обтяжку с центровкой корабля. Поскольку, перед осушением дока поступала команда «По местам стоять, в док становиться!», то старший специалист отделения мотористов, чей «боевой пост» располагался за правым дизелем, выполнял свои обязанности, согласно «книжки боевой номер», где все действия были оговорены и расписаны. Он не видел, каким там ещё нивелиром выполняли замеры, чтобы крен корпуса не превышал превышал 1,5^>0, что «на глазок» определить, ну никак нельзя было.

Самую тяжёлую работу, после поставки корабля в док, выполняли, понятное дело, «караси». Это были в основном работы по очистке от коррозии и намертво «присосавшихся» ракушек к тонкому корпусу подлодки, а также очистка и покраска суриком внутренних поверхностей балластных цистерн, толстого корпуса, внутреннюю часть лёгкого и множество усилителей из уголков. Очень трудоёмкая, но её и вредная работа. При очистке приходилось глотать вредную пыль от ржавчины и старой краски, а одевать респираторы в такую жару, когда корпус накаляется градусов до 40, кто захочет. Вот и нарушали технику безопасности. А, когда приходилось уже красить, подготовленную поверхность, нужно было одевать простые защитные противогазы и соединив двумя десятками гофрированных шлангов один с другим, через это все дышать – не вариант. Командование знало, что личный состав только имитировал работы в противогазах, одев перед тем, как опускался в люк балластной цистерны, выбросив наружу концевой кусок шланга. Все знали, но рисковали, в случае чего, … лучше не каркать.