…Он бы согласился даже заплатить, если она пожелает. Такая мысль мелькнула у него в голове.

Стуки стоял в коридоре больницы в нескольких шагах от лестницы и тайком разглядывал мужчину, который тщетно пытался вставить монету в прорезь кофейного автомата.

– Вам помочь?

Мужчина обернулся, и инспектор увидел правую сторону его шеи, обезображенную ожогом. Огонь затронул также ушную раковину и верхнее веко. Оно походило на слишком маленькую шторку над правым глазом, который от этого казался неестественно выпуклым и круглым.

– Не берет монету…

– Дать вам пятьдесят центов? – спросил Стуки, засовывая руку в карман пижамы, которую ему принес Скарпа, – в полосочку, совсем как у заключенных.

– Зачем?

– Автомат принимает монетки в пятьдесят центов.

– Ах, вот оно что! – произнес мужчина, показывая на ладони пятьсот доисторических лир.

– Эту вы можете отнести коллекционеру.

– Мне дал ее бывший продавец птичьего корма. С тех пор как на площади запретили кормить голубей, он подхватил тяжелую болезнь и не сегодня-завтра собирается отбыть. У него в тумбочке полно монет, на целую тонну кофе хватит.

– Его выписывают?

– Ничего подобного. К утру умрет.

– Значит, его положили у окна с видом на остров Сан-Микеле?

– А вы откуда знаете?

– Интуиция. Вы сами здесь по какой причине, если не секрет?

– Малярия.

– В больнице есть еще один, который лечится от малярии.

– Рефоско. Но он хочет, чтобы все его звали Морганом.

– Как вы заразились малярией?

– Это не совсем малярия. Нас лечат от побочных эффектов лекарства, которое мы принимали для профилактики. То, которое дают белым людям, когда они едут в Африку. Я должен был ехать туда с Морганом.

– С синьором Рефоско?

– С ним. На Мадагаскар.

– И чем вы будете заниматься на этом острове?

– Тем же, что мы делали, когда были в Южной Африке. Морган выращивал кукурузу, а ваш покорный слуга предотвращал оползни. Я специалист по валунам и камнепадам. Падение точечного и эллипсоидного блоков, барьеры от камнепадов и другие инженерные конструкции, оползни, анализ склонов, защитные сооружения…

– Вы так же хорошо разбираетесь и в жизненных обвалах?

– Еще бы! Если понять все, или почти все, о скольжении, перевертывании и качении, можно избежать многих неприятностей. Начиная с родственников.

– Но не лекарств.

– Его побочные эффекты чудовищны.

– В каком смысле?

– Галлюцинации. И леденящий душу страх.

– Страх чего?

– Всего! Ощущение паники, которую нет возможности контролировать. И настигает внезапно: во время разговора с друзьями, за столом…

Стуки опустил в щель монеты на два стаканчика кофе, один он протянул мужчине. Со своим стаканчиком в руке инспектор уселся на ступени лестницы. Кто-то прошаркал тапочками по коридору. Скрип колесиков тележки, и снова тишина.

– Как вас зовут?

– Элвис. Но все называют меня Жанна Д’Арк.

– Вы шутите?

– Из-за ожогов, вы же наверняка их заметили. У меня в жизни были разные моменты, остались такие вот напоминания.

– Это случилось до или после валунов?

– До. Намного раньше.

– Боюсь, что и в моей жизни настал, как вы выразились, момент.

Мужчина приблизился и тоже сел на ступеньку, чуть повыше Стуки. На руке, державшей стаканчик с кофе, также были следы от ожога.

– Однако жизненные моменты бывают разные. И если, как в моем случае, уже ничего не изменить, те стоят дороже.

– Вы правы, Элвис.

– Слышите, какая тишина?

– Да.

– Сегодня ночью двое или трое уйдут. Каждую ночь по двое-трое, в звенящей тишине. Вас это не впечатляет?