– Нет, сегодня вечером мне совсем не хочется лазаньи, – выпалил инспектор, тщетно пытаясь заручиться поддержкой Скарпы.

Трактирщик немного обиделся и демонстративно принялся наводить порядок на других столиках: переставлял стаканы, выравнивал столовые приборы, проверял масленки и перечницы.

– Он бывший заключенный, – прошептал Скарпа.

– Плевать. Я не хочу лазанью в такую жару.

– Серафино, две лазаньи. Порцию побольше для инспектора. И кувшин красного вина.

Трактирщик расцвел и бросился на кухню выполнять заказ.

– Нужно быть терпимее и помогать реинтеграции бывших заключенных в социум. Кроме того, у него проблемы с головой, – понизил голос Скарпа.

– По-моему, у тебя тоже.

– Стуки, так как тебе мой план? – резко поменял тему разговора Скарпа. – Я все продумал, вот послушай. Стрелок может подойти только с одной из трех сторон: пройдя по одному из двух мостов или с Фондамента-Нова[11]. В любом случае, он затаится под моим балконом. После ужина я покажу тебе свой дом и место для твоей засады: со всеми удобствами, на расстоянии всего трех метров от него, чтобы в нужный момент броситься и схватить преступника. Я сначала поднимусь в квартиру, повключаю-повыключаю свет, а потом спущусь в подъезд и буду наготове на тот случай, если злоумышленник попытается убежать.

– У тебя есть кое-какие предположения, кто бы это мог быть, я правильно понимаю?

– Более или менее.

– Какой-то сосед?

– Нет, я тебе уже сказал.

– Кто-то, кому ты перешел дорогу?

– Не совсем.

– Значит, кому мы оба перешли дорогу.

– В некотором роде.

– Так вот почему ты меня вовлек! Думаешь, это кто-то из старых знакомых?

– Ты помнишь грека?

– Нет.

– Ты должен его помнить. Один из тех университетских студентов-скандалистов.

– Это же было сто лет назад!

– Он в нашем районе открыл кебаб-бар с одним иранцем.

– Иранец? Я не предам своего соотечественника! И что дальше?

– Грек до сих пор меня помнит.

– Я не понял.

– Я как-то зашел туда съесть бутерброд. Он мне сказал, что есть вещи, которые нельзя забыть.

– А ты что?

– Ничего особенного. Все как обычно в подобных случаях…

– Скарпа, антимама! Ты, скорее всего, перестарался.

Под лазанью и красное вино они стали делиться воспоминаниями о совместных годах службы: бомбы, кражи, наркотики. Еще немного красного вина, чтобы вспоминалось легче: продавец газетного киоска, их тайный осведомитель, и старый сапожник на Калле-Галеацца[12], который уже переселился в мир иной.

– Помнишь барменшу на площади Сан-Панталон, рыжую, которая на каждое Рождество наряжалась Санта-Клаусом? Та, с буферами, – стал жестами объяснять Скарпа.

– Кое-что припоминаю.

– Ее уже нет.

– Умерла?

– Эмигрировала. В Барселону.

– А учитель Джеретто? Который потом перешел на работу в газовую службу – ходил по домам снимать показания счетчиков. Каждый камень в Венеции знал. Ты его давно видел? – спросил Стуки.

– Джеретто… что-то не припоминаю.

– Ну как же? Маленький человечек, регулярно приходил в полицию писать заявления на тех, кто расписывался на монументах. Он еще всегда носил с собой лупу, чтобы рассматривать фасады церквей.

– А, точно! У него еще была записная книжка, в которой он фиксировал все, что происходило в городе. Приходил и зачитывал: случилось то-то и то-то. Да, конечно… постой, я его уже года три не встречал.

– Скарпа, у тебя еще есть парусная лодка?

– Как ты резко перескакиваешь с одной темы на другую! Нет, я ее продал, и довольно выгодно, надо сказать. Сейчас у меня моторная… для встреч на островах.

Потом были набережные каналов, уставшие ноги, натертые мозоли и инспектор Скарпа, который явно что-то не договаривал. Но, несмотря на все неудобства, прогулки по городу для Стуки были лекарством еще с подросткового возраста: прикоснуться к нагретой солнцем стене, подняться на мост, заглянуть во внутренний дворик через прутья железной ограды. Положительные вибрации, наполняющие силой. Ни в каком другом городе в мире нет подобных энергетических потоков, которые порождают не хаос и беспорядки, а воспоминания. Стуки, который возвращается с рыбного базара. Стуки, который с набережной смотрит на остров Сан-Микеле