Как в первый день творенья, светло.
Что написать на нем —
Какое великое слово?
К полудню стек в яму,
Пустой, как зеркало.
1967
«Какая большая, какая тяжелая…»
Какая большая, какая тяжелая
Голова подсолнечника
У человека.
Он весь ушел в свою голову,
А голова все глядит на солнце,
Глядит на горячее желтое солнце.
Какая маленькая голова,
Только рот,
Только зубы,
У того,
Кто лузгает семечки.
1964
Свидетельствую
Я видела, как мерли от голода.
Я видела, как убивают пули.
Я видела, как дуги гнули
И как под рост подрезают головы.
Я видела, как дома дымились.
Я видела, как плодились нйлюди.
Головою о стену люди бились,
Как о плотину бьются стерляди.
Я видела, как ход столетий
Глупцы повернули будто шлюпку.
Я видела, как рождаются дети,
Падающую из гнезда скорлупку.
Я видела облако на рассвете.
Я видела долгий обморок света.
И если нужен верный свидетель,
Свидетельствую: я видела это.
1967
Spiritual
Веди нас на зеленые пастбища,
На медовые заливные луга,
Где дышится так, как трава колышется,
Где верное «завтра» приходит наверное,
Где нога воспоминанья легка!
Веди нас на зеленые пастбища!
Всех веди на зеленые пастбища,
Тех, кто не жил и кто не дожил,
Кто рассеялся в воздухе, как дождик,
Кто плыл, как ястреб, все истребя!
Веди нас на зеленые пастбища,
Туда, где мы обручимся
С собою,
Как с морем венецианские дожи,
Туда, где каждый встретит себя, —
О, этот лик, такой непохожий! —
Где каждый впервые встретит себя.
Ночь вытянулась длинной трубою…
Лишь в самом конце световой кружок
Глядит на нас, словно волчий глаз.
Старый Господь, как свежий ожог.
Веди нас на зеленые пастбища.
29–30 августа 1967
«На стекло дохнули слегка…»
На стекло дохнули слегка —
И весеннее небо готово.
По снегу, облитому глазурью,
Синие, голубиные,
Смуглые, круглые, легкие тени,
Не разбери-бери.
Наспех, только б скорей,
Поспевает рабочий чертеж.
Видно, скоро в теплом дожде
Сам Великий мастер проснется.
1964
«Поэты ходили друг к другу в гости…»
Поэты ходили друг к другу в гости.
Молотком забивали друг в друга гвозди.
Поэты давно лежат на погосте,
А гвозди ходят друг к другу в гости.
1963
«Сновали тени на стене…»
Сновали тени на стене.
Сновали тени на стене.
Сосед гудел, как пылесос,
И на стену полез.
Он девушек целовал наповал.
Бил по скуле: «На, поскули!»
Под намалеванной горой
Он умер, как герой.
А после – поворот рычага —
Тело свое продел в рукава.
На жизнь и смерть теряя права,
Тело свое продел в рукава.
1964
Памятник Дантесу
Что нужно для славы со знаком минус
Тебе, пустоглазый? Тебе, пролаза?
Что нужно, что ты себе вечность выстроил?»
«Так, пустяки.
Пушкин
На расстоянии выстрела.
Храм
На расстояньи руки».
Незабвенный убийца! Ты легче дыма,
Но в книгу бессмертных занесен.
Святое имя, окаянное имя
Начинают звучать в унисон.
Каждое слово,
Каждый жест поэта, – каждый, – награда…
Пощечина —
Монумент наушнику.
Щелчок
Увековечит повесу.
Памятники не расцепляют взгляда.
Этот памятник – Пушкину,
А тот – Дантесу.
1967–1969
«Он ходит с тяжелым стуком…»
Он ходит с тяжелым стуком
На липовой ноге,
Березовой клюке.
Он спросит медвежьим рыком:
«Кто мое мясо варит?
Кто мою шерсть прядет?
Выдюжил лагерь.
Вывернул горы.
Нет мне сносу и нет с меня спросу».
Таким
Видит себя он сам.
А вот что видят другие:
Он на ходу волочит ногу,
Как заяц перебитую лапу.
Глаза выцвели,
Как у вдовы.
Пучок волос, как пучок травы,
Выжженной, выкошенной травы.
Спасибо зеркалу —
Не выдает.
Покажет то,
Что душа твоя просит,
Хочешь старым —
Старый медведь.
Хочешь юным —
Святой Георгий.
1967
«В этом Инферно…»
В этом Инферно
Не привидения —
Только куклы на погляденье.
Как в воздухе детства
Крест до креста —
От площади к другой —
Кукла ходом крота.
Ищет пустую
Плоскую, плоскую площадь.