Так исчезают леса.
Так начинается полынь.
1962
«Наедине с собою, как с Богом…»
Наедине с собою, как с Богом.
Не смотришь, а видишь.
Сначала
С легким всхлипом, как пузырьки,
Всплывают и пропадают
Голоса, города,
Тени…
Потом становится тихо.
Медленно – по ступеням – восходит
Арктическая, ледяная,
Белая-белая мысль.
И я рисую на ней.
Скажи,
Для чего Тебе нужно
Все – и это еще:
Головоногий мой человечек,
Точка, точка и два крючочка?
Смеешься ли Ты,
Кладешь ли в папку и ставишь год
Или входишь в мое плечо
И тихо-тихо толкаешь руку?
Стань меньше, прошу Тебя!
Вот Тебе домик, и вот Тебе дождик,
Косоугольное облако,
Сбитые в пену листья
И длинные, удивленные звезды.
Прости!
Больше я ничего
Не умею.
>1967
«В царской ложе…»
В царской ложе
Осенней рощи
Серых шинелей все больше, больше…
Ау, дичок – молчок,
Детство мое!
Хорошо ль тебе бегалось,
Высоко ль тебе прыгалось
По черепам, по черепкам,
По красным и золотым черепкам —
Сквозь сплюнутую с губы шелуху?
1964
«Стоит, на ветру качается…»
Стоит, на ветру качается
Сахарная пирамида.
…Лучше солью присыпать раны.
Соль земли.
Соль морского ветра.
Соль непримиримого неба.
1962
«Как трудно…»
Как трудно,
С каким напряженьем,
Мокрая, измученная до хрипа,
Земля-роженица,
Выталкивает из себя весну…
Еще одно злое усилье,
И вдруг блаженная тишина.
Омойте ребенка талой водою,
Оботрите пучком травы.
Я знаю теперь, отчего
Качаются зыбки на каждом дереве.
(сонным голосом)
Качаются зыбки, качаются зыбки…
1960
«Казалось…»
Казалось,
Березки не отмыть, —
Захватана, как бумажный рубль.
А вот она —
Белой рукой
Перебросила молодые листья
С затылка на лицо
И сушит, сушит на солнце.
1964–1972
«Вороновым крылом…»
Вороновым крылом
Коснулось меня —
И я подвязала кожаный фартук
И стала месить кирпичи.
Сотни, тысячи кирпичей
В уплату
За одну лишь минуту
Залетной дрожи.
1972
«Ребенок родился на свет…»
Ребенок родился на свет,
Нашего полку прибыло.
Будет ли считать звезды или прибыль, —
Нашего полку прибыло.
Дерево вышло из-под земли,
Нашего полку прибыло.
Станет ли костром или тенью, —
Нашего полку прибыло.
Отчего-то вдруг полюбил,
Нашего полку прибыло.
Полюбил ли виданное или невиданное, —
Нашего полку прибыло.
1964
«Муха жужжит в кулаке…»
Муха жужжит в кулаке,
А я —
Большой зверь.
Для меня
Дом,
Как глубокий сон,
Упаковка,
Стружки…
Но вдруг
Лбом вышибает дверь
Вестник
И трясет за плечо:
«Проснись!
Вот тебе ключ
От грозы и бури,
Что скажешь,
То сбудется,
Говори!»
Я не хочу!
Я не хочу называть тебя,
Молния.
Я не хочу тебя,
Молния.
Глубокий сон,
Как глубокий снег.
1965
«Я всю жизнь говорю: «нет!»…»
Я всю жизнь говорю: «нет!»
К моим губам приколочено: «нет».
А голова кивает: «да».
А рука повторяет: «да»,
Чего же ты смотришь на меня?
Гляди, я обструганная – наяґ.
Гляди, я напуганная – наяґ.
А ведь было за что ругать!
А ведь было за что пугать!
1967
Наставники
Наставник – тот, кто хранит юность
и хоронит юность.
(Из толкового словаря)
Пришел несмышленыш ко мне,
Как к иконе на стене.
Он ждал от меня мановенья руки,
Слова мои, как щенок, лакал.
А я по земле чертила круги,
А я смотрела на облака.
И там, где стоял он, розовощек,
Вьется сейчас только легкий дымок.
К чему мне теперь моя рука?
К чему мне теперь мои слова?
1967
«Да здравствуют встречи…»
Да здравствуют встречи,
Лицом к лицу,
И вкось,
И ожогом,
И как перед Богом,
И как в атаке —
Рубец к рубцу.
1964
«Сколько гипсовых отливок…»
Сколько гипсовых отливок
Слов дебелых и пустых!
Сколько парубков счастливых!
Размахнулись, да ы-ых!
Берегитесь! Ненароком
В воздухе рука застынет.
Это – памятника взмах.
Идолы и вас не минут:
Вот они стоят уроком
На жестоких площадях.
1967
«Утром выпал…»
Утром выпал, —
Бело, бело, —
Лебединое крыло,
Без единой черной отметины.
Все вокруг прибрано, метено…