– Встань, я сказал!

– Нет!

Ответила и вздернула подбородок.

– Я ведь так и не стала вашей женой. Тогда какое право вы…

Это было молниеносно. Так быстро, что я не успела опомниться. Он схватил меня за горло и выдернул из воды, подняв на вытянутой руке в полный рост. Собаки тут же оскалились и зарычали, окружая лохань. Еще секунда, и их челюсти сомкнутся на моих лодыжках, раскраивая и кроша мне кости.

Прикосновение кожаной перчатки к шее послало по всему телу табун мурашек. Оно жило своей жизнью это тело. Оно тут же отозвалось на его близость и даже на грубость. Старалась вдохнуть поглубже. Накрыла его запястье ладонью, чтобы ослабить хватку, но он и не думал разжимать пальцы. Никогда раньше Миша не применял ко мне силу, не бил, не был настолько грубым… А сейчас удерживал меня так, словно я какая-то дрянь, словно я не человек вообще. Не Миша! Запомни, идиотка! Он не Миша! Прозрей наконец-то! Это какая-то тварь под его личиной, но точно не он. Разум кричал, разрывая мне голову на куски изнутри, а сердце дрожало и дергалось в груди.

– Слушай меня внимательно, Элизабет Блэр. Слушай и запоминай, потому что повторять для тебя еще раз я не стану. Тебя больше нет. Ты сдохла. Сгорела на площади вместе со своими ублюдочными верными фанатиками и вместе с идиотами, которые думали выжить, облив тебя грязью. Они сдохли лишь потому, что сугубо мне отвратительны, и никак не потому, что я возмутился их клеветой. Мне плевать, кем тебя называют – праведницей или шлюхой. Так вот здесь ты – никто! Ты – мой трофей! Военная добыча! Моя игрушка! – я дернулась, не веря своим ушам, не веря, что слышу это от него. Не от него! Нет. Это кто-то, дьявольски на него похожий, настолько дьявольски, что даже его кожа пахнет так же, как и у моего мужа. – Может, я заставлю тебя чистить мне сапоги, а может, убирать в свинарнике или мыть ночные горшки. – опустил взгляд на мою грудь и приподнял бровь. Провел кончиком языка по своим губам, и я увидела, как дернулся его кадык. – А может, отдам на потеху моим солдатам. От тебя не убудет, насколько я уже понял. Но вначале ты дашь мне то, ради чего я оставил тебя в живых.

Тяжело дыша, смотрю вблизи на его глаза, на смуглую золотистую кожу и на чувственный рот. Каааак? Как человек может быть настолько похож на другого и сводить с ума этим сходством, и пугать, заставлять дрожать каждой клеточкой тела.

– Опасная, ядовитая сучка с глазами, меняющими цвет. Думаешь, меня волнует, что о тебе говорят эти идиоты? Если бы это было так – я бы лично свернул тебе шею.

Говорит и смотрит на мое тело, голос звучит все более низко и хрипло. И я ощущаю вибрацию в воздухе, ощущаю как будто покалывание во всем теле, ощущаю, как оно наполняется чем-то изнутри, наливается каким-то соком, и он течет у меня по венам, растворяя страх и пробуждая вместе с этим ярость. Мне хочется ударить его. Вцепиться в его скулы ногтями. И в тоже время ощущать, как меня саму начинает трясти, как дико мне хочется прижаться к его губам губами, как я сама изголодалась по его поцелуям, по его рукам, по его сильному телу на мне. Какие адские муки я испытываю, находясь к нему так близко и все же так далеко от него… По моей руке словно что-то заструилось, и Ламберт дернул меня к себе еще ближе, и я жестоко трезвею, осознавая, что он мне чужой, осознавая, что нет в нем ничего от Михаила. Ладонь второй руки прошлась по моей груди, цепляя сосок, поглаживая ребра, живот. Я дернулась, и он, усмехаясь, почти соприкоснулся своими губами с моим ртом:

– Ведьма… да, ты самая настоящая ведьма, – выдохнул мне в лицо, – твой запах, твои глаза, твое тело. Они действительно сводят с ума. Но я буду не я, если не обуздаю тебя. Не захотела стать женой герцога – станешь его подстилкой. Пока ему не надоест вытирать о тебя ноги и спускать в тебя свое семя.